В Михельсон - Воздушный мост Страница 51

Отбив первую атаку фашистов, свободные члены экипажа бросились на помощь раненым детям. Они были потрясены: ни криков, ни плача, ни стона.

- Дяденьки летчики, не надо нам помогать, - взволнованно заговорил один раненый мальчуган. - Дайте только бинтов побольше.

- Мы сами друг друга перевяжем, - сказал другой мальчик. - А вы скорее идите к пулеметам и стреляйте в фашистов.

Трудно поверить, что такое самообладание могут проявить совсем еще маленькие ребята. Оказывается, могут... ...Разгрузка самолетов закончилась, и началась посадка детей. Через четверть часа все девять ПС-84 были заполнены маленькими ленинградцами,

Группа уже получила команду на вылет, когда на аэродроме разарвался тяжелый артиллерийский снаряд. За ним второй, третий... Надо скорей покидать аэродром, пока снаряды не попали в самолеты. Но сопровождать девятку некому. Из четверки Пилютова вылететь мог только он один.

Обстрел аэродрома продолжался, и транспортные самолеты стали взлетать, не дожидаясь сопровождения. Следом за ними взлетел и Пилютов. Он решил в одиночку сопровождать группу.

О том, что произошло во время полета, Пилютов рассказал сам в армейской газете, которая, к счастью, сохранилась в домашнем архиве бывшего командира 154-го истребительного авиаполка, ныне генерал-лейтенанта авиации А. А. Матвеева.

Генерал бережно развернул газету и протянул нам. Видно было - дорога была ему заметка боевого товарища, опубликованная в армейской газете "На боевом курсе" от 2 апреля 1942 года. Она называлась "Один против шести".

"Обстоятельства сложились так, что я должен был сопровождать 9 транспортных самолетов. В каждом из них находилось по 30 ленинградцев, эвакуируемых в тыл. Мне поручили охранять 270 советских граждан!

Верный своей тактике лететь поодаль сопровождаемых самолетов, я шел так, чтобы не выдать своего присутствия. И не напрасно. Вскоре появилось шесть "хейнкелей". Любой ценой нужно было отвлечь внимание воздушных разбойников и дать возможность нашим транспортным самолетам уйти. Я помню напутственные слова командира части: "Лучше погибнуть одному, но спасти сотни людей".

Как только "хейнкели" развернулись на наши самолеты, я развернулся на "хейнкелей", решив сбить стервятника, вышедшего вперед. Однако он проскочил мимо. Зато второй оказался точно перед моей машиной. Мое появление было настолько неожиданным, что немец, опешив, не успел ничего сделать. Только после выпущенной в него хорошей пулеметной очереди он пришел в себя и начал бросаться из стороны в сторону, при этом резко теряя высоту. Я преследовал его и оставил лишь тогда, когда он пробил лед. На льду остались только крылья "хейнкеля", а фюзеляж вместе с фашистским летчиком поглотила студеная вода озера...

Я вывел машину из пике и осмотрелся: в стане врага был переполох. Советские транспортные самолеты уже едва виднелись, и я устремился за ними, все время оглядываясь на фашистов.

Приближались три "хейнкеля". Следом за ними шли остальные два. Я не производил никаких маневров, делая вид, что не замечаю их. Пусть, думаю, подкрадываются. И только подпустив гитлеровцев метров на двести, сделал резкий боевой разворот в левую сторону и очутился в хвосте задней пары "хейнкелей". Немцы шли гуськом, и, оказавшись во внутреннем вираже, я имел возможность всех их обстрелять. Три фашистских истребителя сразу же ушли вниз, двое - вверх, к облачности. Вскоре верхняя пара возвратилась, и произошла атака на встречных курсах. Однако закончилась она безрезультатно.

Подоспевшие снизу три "хейнкеля" пытались зайти мне в хвост. Пришлось перевести свою машину в вираж со снижением чуть ли не до пятидесяти метров. Один из "хейнкелей" отважился виражить за мной. Сделав полтора виража, я настиг врага. Первую очередь направил по кабине летчика, вторую - по мотору. Фашистский самолет перевернулся и врезался в землю.

Но тут начал сдавать мотор моего истребителя. Вражеской пулей перебило тягу жалюзи радиатора. Жалюзи оказались открытыми, и мотор из-за этого быстро остыл, начал давать перебои. Уже дважды плоскость касалась снега, но на редкость маневренная машина позволяла мне увертываться от "хейнкелей", Но вот мотор совсем остановился.

Приземлился благополучно, погнув лишь винт. Но "хейнкели" не оставили меня в покое и на земле. Они поочередно пикировали на мой самолет и с ожесточением били из пушек и пулеметов. Я почувствовал боль в плече и руке. Кое-как выбрался из кабины и спрятался под мотор. Потом отполз в сторону. Фашисты неистовствовали. Теперь-то они расхрабрились.

Меня подобрал колхозник. В госпитале даже видавшие виды врачи удивились: на моем теле оказалась 21 рана.

Но все прошло, зажило. Я снова в строю и уже не раз встречался в воздухе с гитлеровцами. В мой личный счет сбитых фашистских самолетов сделаны новые записи. Однако счет еще не закрыт. Я подведу окончательный итог только тогда, когда на советской земле и над нею не останется ни одного немецкого оккупанта".

Петр Андреевич Пилютов выполнил свое обещание. Он успешно воевал до последнего дня Великой Отечественной войны. На его счету сотни боевых вылетов, десятки проведенных воздушных боев, двадцать три сбитых самолета противника. Он кавалер четырех орденов Ленина, четырех орденов Красного Знамени, ордена Отечественной войны I степени, двух орденов Красной Звезды. За мужество и отвагу в боях за Родину удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

Бомбардировочный авиаполк меняет профиль..

По распоряжению Ставки Верховного Главнокомандования и Военного совета Ленинградского фронта в середине ноября 1941 года к работе воздушного моста, связывавшего блокированный Ленинград с Большой землей, подключился 7-й тяжелобомбардировочный авиаполк.

Дальний полевой аэродром, затерявшийся на лесных просторах вологодской земли, принимал целый авиационный полк - четыре эскадрильи тяжелых бомбардировщиков ТБ-3. Каждая такая махина могла поднять в воздух 3-3,5 тонны бомб.

Жители ближней деревеньки с любопытством смотрели на огромные приземлившиеся машины. 28 метров в длину, размах крыльев - 51 метр. Забравшись в свою кабину, летчик оказывался на высоте восьми метров от земли, а в плоскостях самолета человек мог ходить почти в полный рост.

С начала войны это был первый случай, чтобы весь полк собрался на одном аэродроме.

Как только приземлился последний самолет, объявили общее построение. Несколько сот авиаторов выстроились в две шеренги на заснеженном летном поле. Да, это был тяжелый перелет.

...Сырой ноябрьский рассвет, укутанный облаками, не слишком беспокоил пилотов. Перед вылетом, как всегда, они надеялись, что на маршруте авось распогодится. Но на этот раз было иначе. Вскоре началось обледенение самолетов в воздухе. Видимость к концу маршрута не превышала 300-500 метров. Серая дымка стелилась над землей плотной завесой. Особенно труден был путь над Ладожским озером. Заснеженное ледяное пространство сливалось с небом. Сознание постоянной опасности полета в таких условиях изматывало, и каждый пилот с облегчением вздохнул, когда наконец-то подошли к аэродрому. Но после приземления первых самолетов охватило беспокойство за товарищей, которые еще находились в воздухе.