Ольга Приходченко - Я и ты Страница 52

Я с сожалением расстался со своим именитым собеседником и уходил с надеждой, что на этот раз профессионализм подведет непревзойденного сыщика.

– Михаил, проснись, – растолкал меня коллега, – приехали.

Неужели я дремал все эти полчаса, пока специальный шаттл для прессы вез нас в Олимпийский парк? Но какой же удивительный сон мне приснился…

Виталий Леонтьевич Мутко, наш спортивный министр, которого я встретил у выхода из «Гринвич арены», явно пребывал в приподнятом настроении. Он только что поздравил с успехом Алию Мустафину и – то ли в шутку, то ли всерьез – порекомендовал мне выпить бокал вина.

– Я не пью вино, Виталий Леонтьевич.

– Двойной виски за мой счет подойдет?

– Вполне! А не разоритесь?

Тем временем закончилась пресс-конференция с победительницами, и я увидел в дверях счастливую Алию.

– Алия, ваш папа, Фаргат Мустафин, был прекрасным борцом классического стиля, чемпионом мира. А вы не хотели последовать его примеру и тоже заняться борьбой? При вашей гибкости, растяжке у вас получилось бы.

– Нет, не хотела. Я люблю гимнастику, без нее жить не могу.

Наш разговор прервала симпатичная девчушка лет семи-восьми. Она подбежала к Мустафиной и вручила ей букет гвоздик. Алия притянула ее к себе и крепко расцеловала.

– Это самая преданная болельщица нашей команды. Ее зовут почти как меня – Амалия. А знаете, кто она? Голландская кронпринцесса.

…Вы никогда не заглядывали в коробку с заморским чаем, что продаются у нас на каждом углу? А там вложена бумажка со словами известного британского драматурга Артура Пинеро: «Где чай, там надежда». Я на ходу в своей комнатенке в студенческом общежитии выпиваю стакан ароматного напитка и мчусь на соревнования с надеждой, что уж сегодня где-нибудь нам точно улыбнется солнышко, которое сейчас краешком проглянуло сквозь тучи и облака хмурого, неприветливого лондонского неба. Ведь уже не раз обжигался кипятком неудач.

В Выставочном комплексе турнир дзюдоистов. Поспеваю как раз к решающей схватке в категории до 100 килограммов Тагира Хайбулаева с чешским атлетом. Сидящему рядом со мной знаменитому фехтовальщику, трехкратному олимпийскому чемпиону Марку Раките цитирую Пинеро.

– Да ладно, – говорит он в ответ, – я сам люблю рассказывать анекдоты, сказки все это. А впрочем, чем черт не шутит. Слушай, мы перед отъездом из гостиницы тоже надулись чаю, может, не зря, вдруг повезет.

Повезло. Впрочем, почему – повезло? Заслуженно же выиграл. И тоже удостоился поздравлений Владимира Владимировича Путина.

Поздно вечером, возвращаясь в общежитие, заглядываю в магазин и покупаю новую коробку с английским чаем.

Следуя Лайме Вайкуле, я вышел на Пиккадилли, свернул в сторону Трафальгарской площади; торопился на турнир волейболистов-пляжников, а оказался в Музее британской гвардии. В спешке, возможно, проскочил бы мимо, но внимание привлекла боевая танкетка у входа. Привязанность ко всему, что связано с армией, на сей раз пересилила острый спортивный интерес.

Конечно, это не наш Музей Вооруженных Сил, и масштабы не те, и тесновато, да и располагается в каком-то полуподвале, но в любом случае любопытно, все-таки три века истории, прикоснувшись к которой, даже мимоходом, узнаешь немало интересного. Словом, не пожалел о пяти заплаченных за возможность просмотра фунтах; это еще по-божески, скажем, проникнуть в Тауэр стоит почти в пять раз дороже. Зато теперь имею некие познания о геральдике, упрятанных в большие стеклянные шкафы многочисленных наградах и образцах стрелкового оружия, военном обмундировании, тоже оказавшемся подвластным моде.

Музей существует сравнительно недавно, с 1979 года. Моими проводниками были два ветерана британской армии – восьмидесятичетырехлетний участник Второй мировой войны Джордж Фоусетт и шестидесятипятилетний Билл Баллик.

– На нас форма, которую носили солдаты в 1917 году, – предупредил Фоусетт, – гвардейскую нам не разрешают использовать, не положено. Хотите сфотографироваться с нами – пожалуйста.

Где-то рядом звучит музыка, отдаленно похожая на наши марши.

– Это с плаца Центра британской гвардии, он по соседству.

На внушительных размеров, примерно 250 на 150 метров, плацу тренировалось, простите, маршировало, тщательно отрабатывая каждый шаг, подразделение (числом, наверное, с нашу роту) королевской гвардии. Временами музыка смолкала, по команде офицера следовало перестроение, и все продолжалось в том же ритме. Что и говорить, в своих ярко-красных мундирах, черных брюках и высоченных шапках-папахах гвардейцы смотрелись весьма привлекательно. Прильнув к забору, с улицы наблюдали за любопытным действом сотни туристов.

– При важности их миссии – в первую очередь охрана семьи монарха, Тауэра или участие в традиционном июньском параде в честь очередного дня рождения королевы – это должны быть специально отобранные люди? – спросил я своих сопровождающих.

– Ничего подобного, обыкновенные солдаты, гвардия – частица британской армии. Правда, к ним более жесткие требования по здоровью, все-таки служба внешне красива, постоянно на виду, но тяжеловата. В прямом и переносном смысле. Знаете, сколько весит эта их шапка? Три килограмма. Она из меха гризли, их специально забивают в Канаде. Причем на шапки офицеров идет мех самцов, от него блеска больше, а для солдат – самок. Наше Общество защиты животных пыталось не раз восставать против уничтожения медведей, требовало шить шапки из искусственного меха. Попробовали, ничего не получилось – под дождем, снегом они быстро портились, а этим и за сто лет ничего не будет.

Вдруг (для меня) ворота Центра распахнулись, и, в очередной раз перестроившись, подразделение с оркестром во главе зашагало по улице. За ними ринулась та самая туристическая толпа.

– Вам тоже следовало бы пойти, – посоветовали мне экскурсоводы. – Они идут к Букингемскому дворцу на смену караула. Вы, наверное, видели эту церемонию по телевизору, но живьем – совсем другое впечатление.

Поблагодарив обоих ветеранов за помощь и совет, я отправился ко дворцу.

Церемониал, растянувшийся на целый час, действительно был весьма зрелищным, но скажу и о другом: в стране чтут традиции, и те, что связаны с армией, наверное, больше всего. Столько памятников военным, может быть, нет нигде. Дань уважения любому событию, принесшему хоть частицу боевой славы, даже если сражение было на самом деле проиграно (но кто сейчас, спустя века, признается в этом). Удивляет, правда, обилие на постаментах фельдмаршалов; отлитый в металле рядовой солдатский люд в полный рост я увидел на памятнике в честь всех участников Первой мировой войны (Россия там тоже присутствует) напротив Гайд-парка.

И все-таки один монумент я бы выделил особо – семи миллионам женщин, участвовавшим во Второй мировой войне. Не знаю, задумывались ли его авторы о наших героических матерях и бабушках, входят ли они в это число, но я, долго вглядываясь в скульптуры по периметру, искал в них черты русских женщин, женщин всех народов нашей многонациональной страны, на долю которых выпало пережить страшные годы Великой Отечественной.

Памятник установлен рядом с «Horse Guards Parade», еще одной территорией королевской гвардии. Охрану здесь несут уже не «медвежьи шкуры», как часто называют пеших военных подопечных ее величества британской королевы Елизаветы II, а их коллеги на прекрасных лошадях.

На пляжный волейбол я все-таки попал, да на какой – женский матч Бразилия – США. На площадке прелестные девушки, яркий свет прожекторов. Экзотики добавляет редкостный антураж вокруг: Вестминстерское аббатство, парламент, Биг Бэн, знаменитый «Лондонский глаз». Красота неописуемая.

Разговор в кулуарах олимпийского теннисного турнира с Шамилем Тарпищевым.

– Шамиль Анвярович, мы у себя можем иметь нечто подобное Уимблдону? Например, в Москве, на базе Екатерининского парка. Напротив спорткомплекс «Олимпийский», его можно использовать как центральный крытый корт. Все рядом, компактно.

– Здравая идея. Прекрасное место, прекрасная зона активного отдыха и, представляете, свой Уимблдон в сердце Москвы! И традицию столица восстановила бы, ведь когда-то в ЦДСА, так в народе до сих пор называют Екатерининский парк, было двадцать четыре корта.

Знаменитый мост Ватерлоо. Знаменитый фильм. Оба – символы Лондона. Благодаря Играм к ним прибавился еще один – пять переплетенных олимпийских колец, как бы выплывающих из глубин Темзы, словно герои известной пушкинской сказки.

А на меня вдруг из узких и кривых улочек старинной крепости, прижавшейся к самому берегу, возле будто выброшенной мощной речной волной на сушу яхты, выплыла гордая и величавая Мария Стюарт. Конечно, не королева Шотландская и претендентка на английскую корону, в трагической судьбе которой переплелись государственная мудрость и предательство, любовь и разочарование.