Ирвинг Стоун - Страсти ума, или Жизнь Фрейда Страница 52

К концу апреля Зигмунд и его друзья полагали, что могут рассчитывать на восемь голосов. Он опасался, что некоторые голоса будут поданы против него, поскольку он еврей. Если, однако, два других кандидата, католики, разделят между собой голоса поровну, то Зигмунд может получить наибольшее число. Затем доктор Хохенег снял свою кандидатуру на том основании, что слишком молод. Это свело конкурс к борьбе сторонников доктора Фрейда и сторонников доктора Диммера. Зигмунд писал Марте: «Это был плохой, пустой месяц… Я целыми днями ничего не делал».

Затем он заболел, правда в легкой форме, ветрянкой. Лечащий профессор решил, что случай настолько тривиальный, что нет нужды изолировать Зигмунда в отделении инфекционных болезней, однако друзья не должны навещать больного несколько дней. Его хорошо обслуживали сестры, принося пищу и чистое белье.

После поправки он посетил родителей, чтобы их успокоить. У входа в дом он заметил Эли. Быстро повернувшись, Зигмунд отправился к своей сестре Анне, чтобы поздравить ее и посмотреть на свою маленькую племянницу. Анна была слишком счастлива и не сердилась на брата за невнимание. Зигмунд с трудом припоминал, из–за чего он поссорился с Эли.

Тридцатого мая собрался медицинский факультет, чтобы определить, кто же победил в конкурсе на получение субсидии для поездки. Заседание зашло в тупик.

Зигмунд почти пал духом, когда молодой доктор Оберштейнер предложил ему поехать на несколько недель в Обердеблинг для работы в санатории и заменить врача, уходящего в отпуск. Он ухватился за возможность выбраться из больницы, а заодно и немного подзаработать. Получив отпуск «по болезни», Зигмунд упаковал свои вещи.

Совладелец санатория профессор Лейдесдорф был учителем Мейнерта. Он еле двигался из–за острой подагры, носил парик и умел, как вскоре заметил Зигмунд, проницательно диагностировать душевные заболевания. Дочь профессора Лейдесдорфа была замужем за молодым Оберштейнером, бывшим учеником Брюкке, тощим, неприметным, но честным человеком. Оберштейнер провел Зигмунда по санаторию, его большим, красиво обставленным, залитым солнцем комнатам. В санатории находились шестьдесят пациентов с различными симптомами – от незначительного ослабления умственных способностей до серьезных нарушений и раннего слабоумия. Обитатели санатория происходили из богатых семей. Зигмунд был поражен, узнав, что многие из них носили титулы барона или графа. Было два принца, один из них являлся сыном Марии Луизы, жены Наполеона Бонапарта. Эти представители аристократии, думал Зигмунд, выглядят потрепанными и обветшавшими, не по одежде, которая зачастую была красочной, а по выражению лиц, по тому, как они двигались, В отношении некоторых из них он так и не смог определить, где имеет место эксцентричность, а где физическое расстройство. Это было не его делом! Он должен был лишь обеспечивать им комфорт и лечить любые физические недуги, о которых они могут заявить.

Он был удивлен, насколько приятной может быть жизнь в санатории. Пища была превосходной; ему давали обильный второй завтрак в одиннадцать тридцать и очень хороший обед в три часа. Молодой Оберштейнер выделил ему для работы свою собственную библиотеку – приятную прохладную комнату с видом на горы и Вену.

Там находился микроскоп Оберштейнера и прекрасная литература по нервной системе человека, собиравшаяся уже в течение двух поколений.

С восьми тридцати до десяти утра он совершал обход комнат, затем удалялся в свой кабинет, где должен был находиться до трех часов пополудни. Он хорошо ладил с пациентами, распознавал их болезни благодаря долгим месяцам работы в психиатрических палатах Мейнерта. Богатство и аристократизм усиливали эксцентризм внешних форм, но все остальное почти не выходило за пределы обычной практики лечения. Обитатели санатория были явно удовлетворены окружающим, сытно ели и хорошо спали, хотя порой просили успокаивающие или слабительные средства или электромассаж. С трех до семи вечера он вновь обходил комнаты.

Жизнь стала еще более приятной, после того как он провел свой первый обход вместе со старшим Оберштейнером и поставил несколько диагнозов. С этого момента ему стали больше доверять, и он получил дополнительное время для чтения и изучения. Профессор Лейдесдорф сказал:

– Господин доктор, могу ли я дать вам совет? Позвольте мне рекомендовать вам стать специалистом по детским нервным заболеваниям. О них так мало известно.

– Ах, профессор Лейдесдорф, если бы можно было получить официальное предложение на этот счет! В этой области предстоит проделать огромную работу, мне это известно, и я бы хотел приложить к ней руку.

Он подумал: «Я должен написать Марте. Здесь можно идеально жить с женой и детьми. Если я не получу доцентуру и мне не дадут субсидии для поездки, я должен узнать, не хотела ли бы она жить в таком месте».

Медицинский факультет должен был вновь собраться двадцатого июня, чтобы решить вопрос не только о субсидии, ко и о присвоении Зигмунду Фрейду звания приват–доцента. Тянулись недели. Он пытался убить время, которое текло так неохотно. Минуты были сродни мокрым губкам под ногами: чем больше он старался растоптать их, тем больше в них увязал.

Тревога усилилась, когда стало известно, что Игнац Шёнберг отказался от поста в Оксфорде и приехал в Вандсбек измученный, с впалыми щеками и в лихорадке. Фрау Бернейс и Минна уложили его в постель, Марта побежала за семейным врачом. Диагноз был печальным: одно легкое разрушено, другое, вероятно, поражено болезнью. Нигде, кроме, видимо, пустыни Сахары с ее сухим климатом, не мог бы он продолжать жизнь с оставшимся легким. Игнац, очевидно, потерял надежду. Он встал с постели, несмотря на повышенную температуру, упаковал свой чемодан, сообщил Минне, что их помолвка разорвана и он возвращается в Вену. Зигмунд решил, что добьется, чтобы Игнаца осмотрел доктор Мюллер, опытный специалист по легочным болезням. Сидя в своей комнате в ожидании сообщения от медицинского факультета, которое определит его собственную судьбу, он думал о годах дружбы, которая связывала его с Игнацем со времени учебы в гимназии. Он рассуждал: «Мы не можем превратить человека, который должен работать, в того, кто может просто наслаждаться жизнью и думать только о своем здоровье. Неизлечима не болезнь, а социальное положение человека и его обязательства».

Посыльный из университета принес хорошее известие после полудня. Господин доктор Фрейд получил доцентуру девятнадцатью голосами против трех. Ему также тринадцатью голосами против девяти предоставлена субсидия для поездки.

Это был момент величайшей радости.