Николай Кротов - Путь Геракла : история банкира Виктора Геращенко, рассказанная им Николаю Кротову Страница 52

Я согласен с тем, что либерализм в экономике должен присутствовать, но при этом основная масса населения должна быть защищена и не бояться завтрашнего дня. Когда я смотрю телепередачу «Школа злословия» и слышу, как Павел Гусев, газетный магнат, главный редактор «Московского комсомольца», этим язвительным теткам-ведущим говорит, что думает о сворачивании своего дела, возникает вопрос: если даже у него нет условий для работы, то что другим делать?

После августовских событий 1991 года было ясно, что все изменилось безвозвратно. Все бывшие республики в составе Советского Союза объявили о своей самостоятельности. Необходимо было находить новые формы взаимоотношений.

По инициативе Госбанка СССР 10–11 сентября в Москве прошло совещание представителей всех республиканских национальных банков. На нем обсуждались вопросы согласования кредитно-денежной политики новых государств и была сделана попытка найти компромисс между противоречивыми интересами национальных банковских систем. Переговоры были бурными, в результате ни о чем не удалось договориться, и экспертной группе Госбанка СССР было поручено подготовить проект межбанковского соглашения.

Газеты с надеждой заявляли: «Заинтересованность в выработке общих «правил игры» высказали все члены бывшего Союза ССР независимо от их отношения к новому экономическому соглашению».

Тогда стало понятно, что Госбанк в старом виде существовать больше не будет, все участники требовали замены его консультативным органом, в работе которого будут принимать участие представители всех республиканских национальньгх банков и который примет на себя функцию некоего координатора в «рублевой валютной зоне».

Принципиально не удалось договориться о способе принятия обязательных для исполнения решений — единогласно или большинством голосов. К тому же ЦБ России настаивал на неравном распределении голосов — в зависимости от экономического потенциала участников межбанковского соглашения. Однако почти все республики с этим не согласились, посчитав, что в этом случае Россия будет диктовать им свои условия.

В самом конце октября 1991 года мы выпустили в обращение новые купюры 200-рублевого достоинства, как выяснилось, последние советские дензнаки.

В январе должны были появиться 500-, а вскоре и 1000-рублевые банкноты. Мы хотели оперативно обеспечить страну наличными. В то время рассматривалось несколько способов стабилизации денежного обращения. В том числе и столь непопулярные, как замораживание доходов населения и усиление контроля над выдачей наличных денег организациям.

В стране ходило множество слухов о судьбе денег. Незадолго до появления новых советских купюр 18 октября председатель правления ЦБ России Г.Г. Матюхин, а десятью днями позже и президент Ельцин заявили о возможности введения российских денег. Главной идеей денежной реформы, готовящейся российскими властями, было нанесение на советские банкноты, имеющие хождение в республиках, подписавших экономическое соглашение, пометок, означающих эмитировавший их регион. Рассчитывали благодаря этому в конце года определить баланс налично-денежного оборота между республиками.

На мой взгляд, это была абсолютная глупость, так как такие пометки не решают никаких проблем, а только создают массу дополнительных сложностей, ведь наличные деньги составляли только 10 % общей денежной массы, основные суммы были сосредоточены на счетах предприятий. Определить же баланс республик по расчетам между предприятиями Советского Союза, традиционно имеющих сотни контрагентов во всех уголках страны, было технически и практически невозможно.

13 ноября в своем выступлении в Верховном Совете СССР я заявил, что налицо банкротство страны и без новых кредитов служащие союзной администрации просто не получат жалованья за ноябрь. Однако ВС СССР решительно отказал Горбачеву в кредитах, а председатель контрольной палаты СССР Александр Орлов огласил результаты проверки, из которых явствовало, что Администрация президента СССР допускала чрезвычайные бюджетные злоупотребления.

Не отдали нам, как мы ни просили, и Гознак. Но, понимая надвигающиеся трудности в денежном обращении, мы финансировали в 1991 году приобретение в Германии новых машин для печати денег и поставили их на Гознак, передав в бесплатный лизинг.

У нас были в то время планы выпуска новых купюр с портретами писателей или военачальников, представляющих разные республики. С целью укрепления Союза. Размещали бы на них кроме Пушкина и Суворова — Шевченко и Хмельницкого. Чтобы денежная наличность поддерживала единство страны.

От него добрые люди кровопролитиев ждали, а он — чижика съел!

Во второй половине ноября 1991 года были мы в кабинете заместителя председателя Совета Министров РСФСР И.Т. Гаврилова на совещании. Приглашены были также В.А. Раевский и другие товарищи. Во время заседания вошли Гайдар с Бурбулисом. Егор Тимурович попросил меня выйти для беседы. Зашли мы в комнату отдыха, и там только что ставший вице-премьером Гайдар сказал: «Виктор Владимирович, мы видим, что у Матюхина ничего не получается, как бы вы отнеслись к тому, чтобы стать председателем Центрального банка России, который, естественно, будет основным эмиссионным институтом после роспуска Союза?»

Я ответил, что понимаю, что значение Госбанка СССР сейчас уже не столь велико, как раньше, однако пока существует Союз, я, пардон, не крыса и с корабля бежать не могу. И к тому же меня не устраивает команда, работающая в ЦБ РФ, мне на ключевые должности нужно было бы взять людей из Госбанка.

Гайдар неожиданно со всеми моими доводами согласился, а сидевший рядом Бурбулис сверлил своими глазами навыкате. Тогда же я сказал Гайдару. «Вы только посоветуйтесь с Хасбулатовым, мне кажется, он будет против».

В тот же день или на следующий день вечером у Горбачева в Ореховой комнате состоялось обсуждение бюджетных и банковских вопросов. Их было четверо: Б.Н. Ельцин, Г.Э. Бурбулис, Е.Т. Гайдар и В.В. Барчук, и нас столько же — М.С. Горбачев, В.А. Раевский, я и, кажется, был Ю.С. Московский (председатель ВЭБа).

И вот когда в зал вошел Ельцин, он вдруг сложил руки в тайном приветствии и салютовал мне: «Ты наш!»

РАЕВСКИЙ В. А. (тогда и.о. министра финансов СССР): Разговор был очень конструктивный, совсем не похожий на тот постоянный флер склоки, который мне был знаком ранее по подобным встречам и совещаниям. Все это исторически далеко теперь. Но коль скоро руководители двух сторон стали историческими фигурами, наверно, становятся важными пусть даже субъективные впечатления об этих фигурах, ярко заметная разница их характеров и интеллектов. М.С. Горбачев готовился к беседе недолго, не старался особенно вникать глубоко в детали, но существо вопроса понимал хорошо, во время беседы свободно приглашал к разговору своих помощников и довольно гибко, в пределах разумного, умел маневрировать и искать знаменитый «консенсус». Б.Н. Ельцин предпочитал солировать жестко по заданной программе. Но, ощущая угрозу потери позиции или недостаток аргументов, забирал своих помощников на совещание в соседнюю комнату и возвращался с «новой пластинкой». Из всех участников лишь Г.Э. Бурбулис вызывал антипатию, открыто ориентируясь на конфронтацию, что-то шептал Е.Т. Гайдару о потере ради экономических договоренностей политической позиции, за которую он лично отвечает, и т. п. Но губительность продолжения игр с союзным бюджетом для экономики страны, причем в долгосрочной перспективе, обозначена была все же четко. Союзный бюджет по объему был сравним с суммой республиканских. Финансирование его объектов, отлаженное десятилетиями, продолжалось бесперебойно, несмотря на то что Россия практически полностью, а другие республики в чуть меньшей мере перестали переводить на счета союзного бюджета закрепленные за ним доходы. Но финансирование, естественно, было эмиссионным. По сути, Госбанк СССР кредитовал условно «кассовые разрывы», которые на самом деле имели, конечно, другую квалификацию.