Иван Ефимов - Не сотвори себе кумира Страница 52

– Три месяца ищу, все забываю, что у меня их нет… Ну, зачем, спрашивается, отбирать очки? Ведь это же глаза, зрение! Никак без них не могу привыкнуть, живу как слепой.

– Киркой и кувалдой и без очков можно работать,-озлобленно проворчал сверху Чураев, тяжко переживая свою десятку.- Да и ежовцам неприятно очкариков в колоннах видеть – все интеллигенция,- протянул он с издевкой.

Осторожно, стараясь никого не задеть, я присел к Костромину:

– Вы откуда?

– Псковичанин, коренной.

По виду он казался вдвое старше меня, и его покрасневшие от слез глаза бередили мне душу.

– Извините за непрошеное участие, но мне хотелось чтобы вы успокоились.

– Спасибо, молодой человек, мне уже стало легче.

– Он вылез из своего закута и притиснулся к сидевшим печки.

Яков Сергеевич работал старшим экономистом в окружном статистическом управлении. От него мы услышали, как в угоду гладким донесениям в область его начальник постоянно требовал приукрашивать и округлять разного рода сводки и отчеты, если показатели из районов были ниже предыдущих.

– Ведь эти приписки – явный подлог, понимаете, подлог! А вдруг какая-нибудь дотошная и объективная ревизия стала бы проверять и сличать отчеты с мест с нашим отчетом и нашла несовпадения? Кто окажется виноватым? Конечно, не начальник, а инженер-статистик… Так оно и оказалось: начальник остался на свободе, а меня – на целых десять лет…

– Чушь какая-то! Зачем? Кому нужна такая статистика?-возмутился один из гревшихся у печки.

– Понять не так уж и трудно,- раздался приятный голос за нашими спинами. Это сказал Городецкий, высокий и тощий, как Дон Кихот, преподаватель географии, редко выбиравшийся из своей берлоги.- Ни один начальник не рискнет сообщить своему руководству неприглядные цифры.

– Но если все будут завышать отчетные данные, то что же получится?

– А ничего не получится… Статистика будет показывать неизменный рост, а экономика фактически будет неизменно падать…

Кто-то запротестовал:

– Как же так? Выходит, что газетам нельзя верить?

– Газеты печатают только то, что им дадут,-сказал я.- О частностях, об отдельных показателях передового хозяйства, и не больше. И только в процентах. Газетам строжайше запрещено публиковать какие бы то ни было итоговые данные в целом по колхозу или заводу.

– Почему?

– Пожалуй, действительно потому, что статистика была бы не в нашу пользу.

Когда я рассказал Григорию историю Костромина ч беседу о статистике, он не удивился.

– Это все из той же оперы под названием «Взирай на назначившего тебя!».

– Твой цинизм мне не нравится…

– А мне-твоя непроходимая наивность… Ведь это ж политика, а у нее – свои цели,- рассердился он.

– Давай разберемся на примере нашего статистика-инженера,- заговорил он снова после того, как, соскочив с нар и стрельнув у кого-то на цигарку, устроился поудобнее.- Разве хватит духу и гражданского мужества у его начальника, да и любого нашего руководителя, подписать отчет о невыполнении плана, или что сев не закончен вовремя, или кормов на зиму не заготовлено сколько положено, а трава осталась под снег нескошенной?! Шутки, Иван! Вот и врут, приписывают… И многие знают, что кругом вранье, а молчат. Почему? Да все потому, что расплачиваться за правду приходится дорого… В лучшем случае лишат премии или уволят под любым благовидным предлогом, а в худшем – создадут «дело» и отправят на каторгу, как нашего статистика. И не со старым бубновым тузом на спине, а с новоизобретенным знаком – КРД. И выдумал же какой-то мерзавец: контрреволюционная деятельность…

– Священный Байкал!

Не помню, кто первый произнес эти слова, когда наша походная тюрьма замедлила движение и, подрагивая, остановилась. Кандидаты «на перековку» прилипли к зарешеченным люкам, а раздатчики пищи подкатили санки к дверям.

То была станция Байкал, что у самого истока красавицы Ангары, единственной реки, вытекающей из нашего величайшего озера.

Славный, священный Байкал, воспетый в русских сказаниях и песнях, предстал перед нами оледенелым, когда эшелон выгрохотал за пределы застроенной части станции и затрясся по самому берегу озера. У обоих люков сгрудилось столько любопытных, что в вагоне совсем потемнело. На счастье, открытые люки оказались на озерной стороне, а поезд пыхтел не спеша по Кругобайкальской дороге, и все желавшие посмотреть на это чудо природы могли удовлетворить свое любопытство.

Стояла середина зимы, и перед взорами простиралась лишь беспредельная снежная равнина, озаренная огромным диском негреющего оранжевого солнца.

Далеко на юге, за снежным маревом, виднелась широкая темная лесная полоса, отделяя зимнее светло-синее небо от белого простора Байкала. Эта темневшая полоса была не чем иным, как хребтом Хамар-Дабан, огибающим всю южную оконечность озера на десятки километров.

– Какой величественный простор!- мечтательно Произнес Городецкий, пристально оглядывая снежную Даль сквозь доставшуюся ему дырку между головами.-

А как великолепно оно летом, сколько художников и поэтов вдохновило оно своей красотой!

– Вы, видать, здешний или геолог,- сказал я ему.

– Ни то и ни другое,- ответил он, отрываясь от люка и грустно улыбаясь.- Я географ. Мне положено знать о природе несколько больше, чем сказано в учебниках. А кроме того, я здесь бывал…

– А почему бы вам не рассказать об этом крае?- неожиданно предложил Малоземов. Просьбу Гриши шумно поддержали:

– Расскажите! Просим!

– В стихах или в прозе?-отшучивался Городецкий.

– Можно и в стихах!

– Трави в прозе, господин географ!

– До стихов ли теперь, душа огрубела…

– Давайте прозой, только погуще.

Колеса продолжали отстукивать свое извечное «туку-тук, туку-тук», вагон время от времени колыхало из стороны в сторону, и под этот неумолчный ритмический перестук Городецкий, весь преобразившись, повел урок:

– Почти до конца прошлого века в Забайкалье можно было попасть только летом и зимой. Летом, когда озеро очистится ото льда,- на лодках или пароходе, а зимой – на санях по льду. Весной и осенью Иркутск и вообще вся западная часть Сибири фактически были отрезаны от Читы и всего Забайкалья.

– А другой дороги не было?

– Настоящей дороги, как мы ее понимаем, не было. Так вот, если посмотреть на карту Сибири, то в центре ее восточной части вы увидите узкое и длинное, наподобие изогнутого огурца, синее пятнышко,- и он в воздухе пальцем изобразил перед нашими глазами очертание этого пятнышка,- это Байкал. С юга на север растянулось это морюшко почти на шестьсот пятьдесят километров, а средняя ширина его – почти восемьдесят. Но дело не только в длине и ширине. Вы заметили на юге черную неровную полосу? Это горный кряж Хамар-Дабан. Он вплотную примыкает к озеру, и по суше здесь, то есть по берегу, ни пешему, ни конному не пройти.