Неизвестен Автор - От Советского Информбюро - 1941-1945 (Сборник) Страница 52

Немецкий солдат с винтовкой в руке для нас не человек, но фашист. Мы его ненавидим. Мы ненавидим каждого из них за все, что сделали они вкупе. Мы ненавидим белокурого или чернявого фрица, потому что он для нас - мелкий гитлеряга, виновник горя детей, осквернитель земли, потому что он для нас фашист. Если немецкий солдат опустит оружие и сдастся в плен, мы его не тронем пальцем - он будет жить. Может быть, грядущая Германия его перевоспитает: сделает из тупого убийцы труженика и человека. Пускай об этом думают немецкие педагоги. Мы думаем о другом: о нашей земле, о нашем труде, о наших семьях. Мы научились ненавидеть, потому что мы умеем любить.

Недавно на Северо-Западном фронте семь бойцов под командой лейтенанта Дементьева защищали небольшую высоту. Немцы контратаковали крупными силами. Сорок бомбардировщиков, огонь орудий и минометов - все было брошено против восьми отважных людей. Герои погибли, но склоны холма покрылись немецкими трупами. Свыше трехсот фашистов умерли, штурмуя холмик с восемью героями. Лейтенант Дементьев и семеро бойцов - я не знаю их имен - отдали свою жизнь за друзей, за близких, за свой дом и за наш общий дом: за бессмертную Россию. Они истребили сотни фашистов; этим они спасли жизни многих честных людей. За лейтенанта Дементьева и за семерых бойцов может помолиться старая сербская крестьянка, а далеко за океаном люди скажут: "Вечная им память!" В последние минуты, как золото зари, великая неистребимая любовь воодушевляла восьмерых героев, и, как кровь заката, священная ненависть ложилась на их одухотворенные боем лица. Кто сильно любит, тот сильно ненавидит. Красное знамя полков и дивизий, иди на поле боя - в тебе кровь жертвенной любви, в тебе наш гнев и наша ненависть, в тебе наша клятва Россия будет жить, фашисты жить не будут!

5 мая 1942 года

Константин Симонов

Американцы

По русскому городу ходят веселые рослые парни в кожаных, проеденных морской солью пальто, в толстых бархатных морских куртках, с пестрыми шарфами, небрежно повязанными на загорелых шеях.

К ним уже привыкли здесь - к их веселым любопытным глазам, к отрывистой речи, к их любви покупать бесконечные сувениры. Больше всего они любят игрушечный магазин: они заходят туда и покупают раскрашенных деревянных лошадок, кустарные игрушки, деревянные чашки, разрисованные яркими цветами, - всякие забавные пустяки, которых мы давно не замечаем и которые они видят впервые.

Они берут в свои большие загорелые руки тружеников моря эти игрушки и смеются, разглядывая их. Им непременно хочется привезти из далекой России, из этого опасного похода, забавный сувенир, который будет стоять на столе в маленькой комнате в Сиэтле или Сан-Диего. Ничего, что это пустяк - он станет памятью о суровом времени, об их первом боевом крещении.

Все они смелые моряки и хорошие ребята, но мне особенно запомнились двое, встреченные мною в разные дни и на разных кораблях.

С капитаном Кларенсом Маккоем мы говорили на борту его парохода. Шотландец по рождению, американец по воспитанию, он завел свою дружбу с морем еще мальчишкой, девятнадцать лет назад. Он прошел все ступеньки нелегкой лестницы - от боя до капитана. Его волосы выгорели от солнца южных морей, а лицо стало темным от северных ветров.

Он старый моряк, но молодой капитан. Еще недавно он ходил старшим помощником, и этот рейс в Советский Союз - первый рейс, когда он пошел капитаном.

За бортом плещется ледяная северная вода, над головой - одноцветное серое небо, на котором после только что кончившегося воздушного боя выписаны громадные снежно-белые вензеля.

С палубных надстроек к небу тянутся черные стволы зенитных пулеметов и пушек. Они остывают на холодном ветру, и командиры их, первый и второй помощники капитана и оба пароходных механика, только что покончив с этой горячей работой, гуляют по палубе, заложив руки в карманы, посвистывая и перебрасываясь короткими фразами о происшедшем.

- Самая ближняя бомба упала вот здесь, - капитан показывает в воду за левый борт, - в шестидесяти футах. И можете поверить, что от нее был фонтан гораздо больше, чем от кита.

Сам он это видит не в первый раз. Он в прошлом году уже бывал под бомбежкой в Красном море и Суэцком канале. Но его люди впервые познакомились с такими фонтанами вокруг парохода Ничего, они спокойно стоят на своих местах и стреляют заодно с советской зенитной артиллерией.

-О, жаль, что вы не были здесь час назад, - в то время, когда русский истребитель сбил над гаванью немца. В этот момент стоило посмотреть на ребят. Давно, наверное, ни одного немца так весело не провожали в могилу. Все ребята кричали и свистели, а Саймон, кок-филиппинец, - вот этот, который сейчас в белой куртке идет по палубе, - так он просто плясал от удовольствия. Между прочим, он уже двадцать пять лет работает коком, но сейчас он непременно хочет быть пулеметчиком и уже который день надоедает этим капитану, как будто у капитана есть столько же пулеметов, сколько членов команды!

А видите вот этого человека с ружьем, который ходит по нижней палубе? Это старый Дивайн - главный механик. Ему пошел шестой десяток. Он морской офицер запаса и воевал с немцами еще в ту войну. Теперь он все время ходит с ружьем и хочет сам подстрелить самолет. Он очень упрямый человек, этот Дивайн. Маккой улыбается.

- Мы все понемногу становимся военными, - говорит он, - каждый по-своему. Я очень доволен, что мой первый капитанский рейс оказался военным рейсом в Россию. Я вернусь и непременно поеду в следующий. Немцы думали, что своими подводными лодками они закроют нам путь в Россию, глупцы, они не знают янки! Наши корабли идут в Россию и будут идти. Немцы думали, что своими воздушными налетами они помешают нам здесь, в порту, но мы хорошо знаем, как горят их самолеты от пуль ваших летчиков! И мы, и ваши грузчики разгружаем пароход, не обращая внимания на тревоги. Так надо. А если так надо, значит, так и будет.

И, точно подтверждая его слова, огромные краны, лязгая, снова ныряют в глубокие пароходные трюмы и поднимают в железных руках огромные деревянные ящики с черными английскими надписями.

К нам подходит Дивайн, которого мы пять минут назад заметили на палубе. У него седая грива волос и хитро поблескивающие из-за очков глаза. Он не расстается со своим ружьем. Старый охотничий карабин испытанной системы "Ремингтон" воинственно перекинут через его плечо. Он говорит, что, по его мнению, зенитные пушки и пулеметы - это, конечно, пушки и пулеметы, но хорошее охотничье ружье в руках старого, испытанного охотника - это тоже кое-что.

- У вас же там ничего нет внутри, - поддразнивает его Маккой.

Старик окидывает его надменным взглядом и, свирепо щелкнув затвором, показывает лежащие в магазине патроны. Маккой снова улыбается.