Морис Левер - Айседора Дункан: роман одной жизни Страница 52

— Как можно проявлять такую жестокость по отношению к этому несчастному, слишком слабому, чтобы защититься, и к тому же обожающему вас?

— Что хотите, это выше моих сил. Я не могу смотреть на него. От одной мысли пожать ему руку меня тошнит.

Как ни старалась графиня объяснить ей, что Андре Капле — один из великих композиторов XX века, это ничего не изменило. Однажды мадам де Эд предложила совершить после ланча прогулку на машине по окрестностям замка.

— Возьмем с собой Капле, это доставит ему удовольствие.

— О нет, ни за что! Ехать в машине рядом с этим уродом? Вы хотите меня доконать?

— Ну, Айседора, сделайте над собой усилие. Пожалуйста, для меня…

В конце концов Айседора дала себя уговорить и через пять минут уже была на заднем сиденье, зажатая между графиней и робким воздыхателем. Как всегда, шел проливной дождь. Все молчали… Айседора сердито уставилась в спину шофера, графиня рассеянно улыбалась, глядя в окно, а музыкант постукивал пальцами по колену, бросая робкие взгляды в сторону своего кумира. Примерно через полчаса Айседора, не в силах больше вытерпеть нервное напряжение, попросила водителя возвращаться. Шофер решил воспользоваться тем, что дорога свободна, и круто развернул машину, отчего Айседора оказалась в объятиях соседа. Она вырвалась, посмотрев на него уничтожающим взглядом, и вдруг, подчиняясь необъяснимому порыву, поцеловала в губы человека, которого еще несколько секунд до этого третировала, как зачумленного.

Что произошло? Почему его безобразное лицо, лишенное и намека на обаяние, приобрело вдруг сходство с Аполлоном? Почему эти невыразительные глаза вдруг зажглись огнем гениальности? Почему этот музыкант-неудачник молниеносно сравнялся с Бетховеном и Вагнером? Почему? Почему? Почему? Айседора не ищет ответа на эти вопросы. Просто она знает, что любит Капле, как любят грозу, освобождающую чувства, как любят небо, освобождающее ум, как она любит свое тело, освобождающее душу — Ненависть? Любовь? Все это слова, одни лишь слова, они ничего не значат, думает она. Ненависть к Андре Капле? Это была попытка противостоять тому бурному течению, которое несло ее к этому человеку и бросило, в конце концов, в его объятия, несмотря на сопротивление. Она начинает понимать, что для нее любовь и желание будут всегда синонимами. Поцелуй в губы «прокаженного» Капле — это своего рода перелом в ее жизни. Становясь его любовницей, она окончательно овладевает своим другим «я», о существовании которого она словно и не подозревала. До того дня, когда автомобиль сделал резкий разворот на сельской дороге недалеко от английского замка.

В конце лета Айседора вернулась в Париж вместе с Зингером, совершенно здоровым, но более чем когда-либо опасающимся смерти, после того как побывал вблизи от нее. Опыт супружеской жизни продлился не более двух месяцев и закончился полным провалом. Совместная жизнь продолжалась, но Зингер отказался от идеи женитьбы.

Теперь надо было вернуться к работе и найти помещение для школы танца. Зингер хотел, чтобы она находилась на юге, в Болье-сюр-Мэр, но Айседора находит такое решение непрактичным из-за большой удаленности. Ей сообщили, что продается особняк художника Жервекса, прославившегося портретами особ из высшего общества и обнаженными фигурами в фиолетовых тонах. Это большое современное здание в Нейи-сюр-Сен, дом 68 по улице Шово, не очень красивое, но окруженное прекрасным парком. Зингер тотчас покупает его и дарит Айседоре. А она устраивается там с детьми, ученицами, Элизабет и недавно приглашенным молодым музыкантом по имени Генер Скенэ.

Бывшая мастерская художника занимает обширное помещение с высокими потолками, напоминающее часовню. Айседора: велит затянуть его своими знаменитыми голубыми занавесями. Там она танцует дни и ночи напролет под аккомпанемент Скенэ. Дети с няней живут во флигеле, среди парка, и музыка не нарушает их сна.

Поль Пуаре стал завсегдатаем их дома, он рисует эскизы туник для выступлений Айседоры и для нее же — изысканные выходные платья. Именно ему в ноябре 1912 года она заказывает оформление мастерской в персидском стиле в связи с предстоящим большим приемом, который Лоэнгрин задумал устроить для великосветского Парижа. Показав хозяйке дома свои наброски и планы, Пуаре присылает плотников, обойщиков, портных, и через неделю как по мановению волшебной палочки вырастает дворец из «Тысячи и одной ночи». Пол устлан пушистыми восточными коврами, сама «часовня» превращена в тропический сад под сине-золотым балдахином, со столиками на две персоны, расставленными так, чтобы парочки могли без помех наслаждаться уединением за рядами экзотических растений. Посередине — изящный, как на персидских миниатюрах, фонтан, вода из которого бьет прямо из-под земли и дождем ниспадает в бассейн из хрусталя, переливающегося всеми цветами радуги. Но особенно поработал Пуаре над оформлением мезонина, где он решил поместить потайную комнату, сосредоточив в ней все наслаждения Востока. Тяжелые занавеси из черного бархата ниспадают до пола, отражаясь в широких зеркалах, усыпанных золотыми звездами и покрывающих стены. Повсюду расставлены мягкие диваны с шелковыми подушками, шитыми золотом, располагающие к гаремной неге. Окна заколочены, а двери, покрытые серебристыми пластинами с геометрическими рисунками и украшенные двойным черным крестом, напоминают этрусские погребения.

Пуаре держал все в секрете до последнего момента. Даже Айседоре не разрешалось входить в мастерскую, пока идут работы. И когда она видит наконец творение волшебника, то теряет дар речи, очарованная, взволнованная, почти без сознания. Да и сам Пуаре удивлен тем необычайным эротизмом, который исходит от его творения. Догадываясь о смущении Айседоры, он негромко, словно самому себе, говорит:

— В таком месте можно высказать и совершить то, чего не скажешь и не сделаешь в других местах.

В это помещение, уединенное и располагающее к чувственности, под звуки восточной музыки входили гости, наряженные в персидские одеяния, с тюрбанами на голове. Среди театральных знаменитостей и художников было много личных друзей Айседоры: Сесиль Сорель и Мари Леконт из «Комеди Франсез», скульптор Бурдель, художники Ван Донген и Морис Дени, Жан Кокто, д'Аннунцио, американский фотограф Стейхен, скрипач Изаи, Анри Батай и его постоянная спутница Берта Бади… Шампанское течет рекой, люди собираются в компании, Айседора переходит от одной группы к другой, каждому находит приветливое слово и шлет улыбку. Анри Батай задерживает ее дольше других. Целуя руку, говорит:

— Какой пышный прием, дорогая Цирцея. Вы возродили роскошь Персеполя. Здесь вдыхают самый пьянящий воздух и самые соблазнительные ароматы. Это просто осуществленная мечта Бодлера.