Аллен Даллес - Тайная капитуляция Страница 52

Пока Вольф ждал, начался авианалет. Сидя глубоко под землей в бункере, он ощущал, как сотрясается земля, и думал, что ему вряд ли удастся выбраться из Берлина, даже если Гитлер его отпустит. К тому времени, когда бомбежка кончилась, появился Гитлер и предложил Вольфу прогуляться с ним по террасе наверху. Гитлеру принесли шинель, откуда-то появились Кальтенбруннер и Фегеляйн, и они втроем сопровождали Гитлера в его хождении вверх-вниз по террасе. В воздухе стоял запах горящего дерева. Сама Канцелярия была значительно повреждена, а большая часть парка перепахана бомбами, но на террасе еще сохранилась вполне пригодная для прогулок дорожка.

Гитлер сказал Вольфу, что утром рассмотрел изложенный им вопрос в свете всех своих будущих планов. После увольнения упрямого генерала Гудериана, объяснил Гитлер, он наконец нашел подходящего начальника генерального штаба в лице генерала Кребса[17], который понимает его мысли и может воплощать их в жизнь.

На востоке, сказал Гитлер, чтобы противостоять бронированным армадам русских, сейчас оборудована противотанковая система с хорошо подобранными позициями зенитной и противотанковой артиллерии на глубину до семи километров, так что в последние три дня русские теряли в среднем по 250 танков в день. Даже могучие русские танковые армии долго не выдержат такого кровопускания, и следует вскоре ожидать их истощения и ослабления атак.

Теперь он решил осуществить следующий генеральный план военных действий. В Германии будут созданы три мощные цитадели: одна – в центре, под его командованием, в столице; другая – на севере, в Шлезвиг-Гольштейне, Дании и Норвегии, и еще одна – на юге, включая альпийскую крепость. Он намерен сознательно отступить из широких открытых пространств между Шлезвиг-Гольштейном и Берлином и между Берлином и Альпами и издал приказы германским войскам отступать к ближайшей цитадели. Скоро, без сомнения, русские и англоамериканцы встретятся где-то на этих открытых пространствах, и, если он хоть сколько-нибудь знает русских, они никогда не остановятся на линии, согласованной в Ялте.

Американцы, однако, ни при каких обстоятельствах не смогут с этим примириться. Поэтому они будут вынуждены отодвинуть русских назад силой оружия, – здесь Гитлер остановился и уставился на Вольфа пронзительным взглядом, – и это будет момент, с которого он, Гитлер, будет участвовать в окончательной войне на одной стороне или на другой. Он заявил, что способен держаться в Берлине против Востока и Запада по крайней мере шесть, возможно, даже восемь недель, и по этой причине он говорит Вольфу, что тот обязан столько же держаться в Италии. За это время, как ожидает Гитлер, произойдет конфликт между западными союзниками и Россией, а тогда Гитлер решит, на чьей стороне ему выступить.

Вольф ответил Гитлеру: «Мой фюрер, есть ясность в том, чью сторону вы примете в таком конфликте?» Гитлер посмотрел на Вольфа и, после краткого размышления, сказал: «Я приму решение в пользу той стороны, которая предложит мне больше. Или той, которая первой установит со мной контакт».

Было ясно, что разум Гитлера, находящийся в постоянном напряжении ввиду происходящих событий, время от времени переполнялся совершенно противоречивыми мыслями, которые он озвучивал без каких-то размышлений, как только они к нему приходили. Несколькими мгновениями позже он сказал с неожиданным загробным и неестественным спокойствием: «Вы знаете, с самого начала войны мне хотелось уйти и наблюдать со стороны за поведением германского народа и влиять на него. Скоро я передам власть наиболее компетентным своим соратникам».

Вольф попытался вернуть беседу к практическим вопросам, упомянув об ошеломляющей мощи союзников и потерях, которые ежедневно несет Германия.

На это Гитлер ответил: «Это вообще не имеет никакого значения. Я только что обрисовал вам дальнейший ход событий, и я спокойно их ожидаю. Не нервничайте, вы же мужчина. Мои нервы нужны мне для другого. Я не могу позволить себе раскиснуть из-за подобных докладов. Человек, который обязан принять окончательное решение, не должен допускать, чтобы на него влияли страдания и ужасы, которые война приносит отдельным людям на фронте и в тылу. Так что делайте, что я сказал. Летите обратно и передайте мой привет Витингофу».

Далее последовала серия инструкций, кульминацией которых был приказ держаться стойко и обороняться. Гитлер добавил, что, если эта судьбоносная битва германского народа под его руководством не принесет успеха, германский народ потеряет право на существование. В этом случае более великая и сильная раса с Востока докажет свое биологическое превосходство, и не останется ничего другого, кроме как героически уйти. В заключение он сказал: «Возвращайтесь в Италию. Поддерживайте свои контакты с американцами, но проследите за тем, чтобы получить лучшие условия. Чуть притормозите, потому что безоговорочно капитулировать на основе столь туманных обещаний было бы нелепо. Прежде чем прийти к соглашению с американцами, мы должны получить намного лучшие условия».

Затем подошел один из ординарцев и сказал Гитлеру, что подошло время вечернего совещания. Было без пяти минут шесть.

Перед тем как уйти, Гитлер выразил Вольфу признательность за честную манеру, в которой он действовал, и повторил свои приветствия Витингофу. После ухода Гитлера Кальтенбруннер отвел Вольфа в сторону и сделал ему следующее прощальное замечание: «Убедитесь, что ни один важный гражданский заключенный в вашем районе не попадет в руки союзников. Как только союзники подойдут, ликвидируйте их».

Тем временем самолет Вольфа был переброшен на главный берлинский аэродром в Темпельхофе. В сумерках Вольф вылетел в Мюнхен, а на рассвете следующего дня, 19 апреля, из Мюнхена в Бергамо в Северной Италии. Оттуда он на машине доехал до своего штаба в Фазано.

На следующий день, 20 апреля, Парильи, который оставался вместе с Циммером в ожидании в Милане, был вызван в Фазано, чтобы услышать рассказ Вольфа о его поездке и получить инструкции относительно возможных будущих действий. Присутствовали также Веннер и Дольман. Когда все собрались, Вольф попросил бутылку шампанского, и они выпили за его счастливую звезду – или, как он произнес тост, «за то, что его голова все еще на плечах». Парильи вскоре, однако, заметил, что Вольф был в странном состоянии духа. Парильи никогда не видел его таким прежде. Дело было не только в том, что Вольф был измотан физическим и эмоциональным напряжением поездки в Берлин. Казалось, он как бы заразился параличом, поразившим берлинский бункер. Возможно, пробудился глубоко зарытый конфликт в вопросах верности, невзирая на путаность и безрассудность планов Гитлера. Помимо прочего, Гитлер вытянул из Вольфа некое подобие обещания, а Вольф до известной степени должен был благодарить Гитлера за то, что ни Гиммлеру, ни Кальтенбруннеру не удалось его уничтожить.