Владислав Лебедько - Хроники российской Саньясы. Том 2 Страница 52

Люди, которые достаточно долго и регулярно практикуют созерцание, со временем приобретают возможность осознавать то, что происходит на расстоянии многих километров от них, а также осознавать причинно-следственные ряды. То есть в какой-то степени приоткрывается прошлое и будущее. Это может быть одним из критериев достижения определенного этапа в практике. Всякие измененные состояния сознания, пусть самые удивительные, которые происходят по ходу дела, важны для человека только в том смысле, что являются частью его личного опыта, но никакого другого значения не имеют.

В: Как продвигаются твои идеи и эксперименты с Игрой в Арканы Таро[26]?

А: Я все лучше понимаю, как играть в эту Игру. Поскольку Игра прямо проецируется на жизненные события игроков, агитировать кого-то играть в нее и подбирать группу мне кажется преждевременным. Последствия для игроков могут быть очень неожиданными.

В: Но у тебя есть уверенность, что все-таки Игра состоится?

А: Да, механизм Игры придется описать. Как я говорил, он становится все более и более понятен. Когда все окончательно созреет, я опишу этот механизм и, может быть, кто-нибудь сыграет…

В: А ты сам не хочешь собрать группу по мере того, как все будет окончательно ясно?

А: Наверное, придется… Я сам все больше втягиваюсь в Игру…

В: Один или есть какая-то команда?

А: Есть друзья, с которыми я хожу в Арканы, но это не то же самое. Пока что я не знаю, зачем я это делаю… Скорее всего, через некоторое время будет понятно…

В: Что будет происходить с игроками?

А: Вероятно, при грамотной практике, по мере совершенствования Игры и игроков, им удастся, работая в коллективном сновидении, формировать проходящие через них жизненные потоки, как бы путешествовать по Отражениям, — нечто похожее на то, что описано у Роджера Желязны в «Хрониках Амбера»…

Глава 10. Александр Марьяненко

Об Александре Павловиче я писал в первом томе в главе «О тех, кто не знает, что они — маги». Когда я писал первый том, я не знал координат Александра Павловича и думал, что мы с ним окончательно потерялись. Но после выхода книги оказалось, что у нас есть несколько общих знакомых.

Встретившись и пообщавшись с Александром Павловичем в сентябре двухтысячного, я понял, что беседа с ним, несомненно, украсит второй том. И вот, в начале ноября я у него дома…

Ноябрь 2000 г.

Влад: Александр Павлович, расскажите, как правду-то искали…

Александр Павлович: Ты знаешь, как-то так: правду искал… — вопрос представляется абсолютно правомерным, но он почему-то неожиданный… Некоторое время я даже считал, что являюсь носителем этой самой правды. И на этом, собственно, обжегся. Потом страдал от отсутствия в себе если не правды, то некой оправданности, реализации. Вообще говорить, что правду искал, — это что, типа — правдоискатель? То есть, человек, который, скорее всего, занят не делом. С другой стороны, сам твой вопрос, наверное, имеет смысл для растравки… Благодаря ему мне придется как-то рефлексировать, что же я в этой жизни делал. Хотя, я считаю, что рефлексия это следствие какого-то неблагополучия. С одной стороны, это необходимая штука, например, когда ты занимаешься рефлексией после проведения деловой игры или чего-то еще. Другое дело — это когда ты задумался, — а где же в жизни правда… Можно сказать так: правда — это когда ты включен в некую деятельность и у тебя что-то получается. Ты делаешь великие дела, не замечая, что ты их делаешь. А вот, когда ты думаешь, что ты нашел правду или пошел ее искать, — это, как бы тебе сказать, — ну, это значит, что человек несколько не в себе.

И тем не менее, у меня был целый период жизни, который я воспринимал, как искупление то ли собственного, то ли еще чьего-то греха. Была такая фаза. Я об этом еще попозже расскажу. Давай сейчас для затравки чего попроще…

В: Вы что-то хотели сказать о главе в первом томе, куда я вас поместил…

А.П.: Да. Вот, несмотря на то, что изобразил ты нас с Георгием Владимировичем очень правдиво и узнаваемо, меня совершенно не устраивают намеки из названия главы, что мы этакие «маги, которые не знают, что они маги». Вот что такое маги? — Мне сразу вспоминается какой-нибудь чудило, типа Лонго или кто там еще, — этот, который мертвецов поднимал перед телекамерой. Наверное, ряженых… Но, дамы рядом в обмороки падали…

Так что любое такое самоопределение — будь оно профессиональное или человеческое, оно сильно зауживает. Если оно есть, тогда нет интереса — где правда. Если его нет, тогда — где правда?

А если все-таки о правде… Если говорить мировоззрении, то появилась у меня хоть и стройная, но сложновыражаемая в словах система, в которой я, собственно, и работаю. Сложновыражаемая она не потому, что в ней непонятков много, а потому, что в ней очень много аспектов. Это связано с целостным видением, которое включает очень много срезов, — начиная от простых физических и нейрофизиологических законов, и заканчивая, как говорил один мой коллега, — «верхними людьми», то есть, взаимодействием с Богом, высшими силами и тому подобными вещами. Как-то за последние лет десять у меня такое видение устаканилось. Если на момент первой встречи с тобой[28] я был махровым атеистом, то сейчас многое изменилось, причем это изменение не связано с возрастом, дескать — когда ближе к могиле, начинаешь про Бога вспоминать. Нет, тут дело в другом. Это последовательное развитие научного, — да, да, — именно научного мировоззрения. Я через это пришел. Мне часто доводилось еще в молодости видеть людей, которые были ничем не хуже, чем я, но имели религиозное чувство. У них все было, что и у меня, но, вдобавок, еще и вера. А у меня на месте веры долгое время была культя. Так появились первые зачатки осознания своей атеистической неполноценности. Ну, а потом, уже в последние десять лет, пришлось картину мира дописывать.

Но в магию я не лезу, не тороплюсь…

Я на сегодняшний день определяю себя либо консультантом, либо в неком амплуа, которое выше, чем консультирование.

В: Выше, это как?

А.П.: Режиссура, сотворчество… Как на Западе говорят ко-дизайн, но не в отношении компьютерных разработок, а применительно к человеческой жизни.

Я пурист в том смысле, что сознательно определяю свое амплуа, как консультант. Личность и профессиональное амплуа для меня почти равны. И я все-таки рассматриваю консультирование как профессию, а не как дар, не как эманацию и тому подобное. И я считаю, что это амплуа, — оно не научное, в том смысле, что наука касается искусства консультирования лишь в очень небольшой части. Я бы сказал так: консультант должен иметь научный базис, научное образование, — чтобы его не зашкаливало, — причем, именно естественнонаучные основы должны быть в этом базисе наиболее выражены. Или должна быть такая общая гуманитарная культура, которая включает в себя и естественнонаучную составляющую. С другой стороны, консультирование я рассматриваю наравне с такими обобщенными видами человеческой деятельности, как общение, познание, труд, игра, управление…