Диего Марадона - Я - Эль Диего Страница 53

А вскоре после этого мне пришлось выполнять обязанности вратаря… Нет, серьезно, я хочу сказать, что мне вновь пришлось нанести исторический удар рукой. Русские наседали на нас, а мы все собрались в своей штрафной площади, как это нравилось Билардо, когда мячом владел соперник… Я увидел здоровенного русского, который приготовился замкнуть навесную передачу, и из моей груди вырвался крик: «Возьмите «шестерку», возьмите «шестерку»!». «Бам!» — и этот тип ударил головой. «Нет, я успеваю, это гол!» — промелькнула у меня мысль. Я стоял один у штанги, судья смотрел прямо на меня, но я…выставил руку, остановил мяч, а потом вынес его куда подальше.

Русские навалились на арбитра, но я его словно загипнотизировал — загипнотизировал! — и он выдавил из себя: «Продолжайте, продолжайте». Поднялся жуткий переполох, поскольку я не должен был стоять там, у той штанги… Позже Бурручага забил второй мяч, закрепив успех, и мы довели матч до победы, а в нашей памяти запечатлился образ плачущего Пумпидо. «Тата» Браун, который остался с командой, сопровождал его до больницы и потом позвонил нам, чтобы успокоить и даже шутил с нами… Ладно, он хотел отвлечь нас, и поскольку мы ничего не могли сделать для бедняги Нери, «Тата» сказал нам: «Эй, парни, я сделал это. Это было сложно, но я смог. Его все-таки не принесли в жертву… Итальянцы уже занесли над ним меч, чтобы убить, но я бился с ними насмерть и победил. Когда они увидели верблюда (так мы звали Пумпидо) со сломанной ногой, они захотели отправить его в лучший мир». И нам ничего не оставалось, кроме как улыбнуться, потому что никакая беда не могла нас остановить.

На последней тренировке перед заключительным матчем группового турнира против Румынии я разбил левое колено. Так что когда я вновь вышел на поле стадиона в Неаполе, я был совсем другим человеком… Я никогда не забуду, как в я сидел в кресле в холле отеля «Парадизо», одной рукой обнимая Клаудию, а другой прижимая к колену пакет со льдом… Я смеялся, да, но только ради того, чтобы не заплакать: для меня это был не столько мундиаль, сколько бег с препятствиями. В тех условиях просить от нас красивой игры было уже слишком; речь шла только о том, чтобы победить во что бы то ни стало, любой ценой. В матче против Румынии, сыгранном 18 июня, у нас многое не получалось в первые 45 минут. Мы отправились на перерыв в раздевалку, словно уже проиграли; мы никак не могли преодолеть румынскую оборону. Краем уха я услышал, как Мадеро, помощник Билардо, советовал заменить меня, мотивируя это тем, что помимо левого колена у меня была разбита и левая лодыжка. На второй тайм я вышел, словно у меня ничего, абсолютно ничего не болело. «Что?! Меня хотят заменить? Я не уйду с поля даже мертвым! Я остаюсь, я ос-та-юсь!». Во втором тайме после моего навеса «Негро» Монсон, Педро Дамиан Монсон, замечательный парень, вогнал мяч в сетку… 1:0 и мы держались как могли, держались до последнего, и все-таки упустили победу после удара Балинта. В итоге мы все-таки вышли в 1/8 финала, но вышли, словно пролезли в форточку. Всего лишь как лучшая сборная из тех, что заняли в своих группах третьи места…

Я помылся в душе и вышел из раздевалки в футболке сборной. У меня не было ни малейшего желания говорить с кем-либо… Снаружи нас ждали, как всегда, наши близкие вместе с несколькими журналистами. Я вышел через те же самые ворота, откуда должен был выехать автобус, и почувствовал себя как будто с петлей на шее. Я ни с кем не хотел разговаривать, даже с Клаудией. Я был взбешен. Ко мне подошел Эчеваррия, слегка коснулся моей головы, и я сказал ему: «Сейчас я вне себя, и ничего не скажу, иначе будет только хуже». И он все понял. Он понял, как должны были понять остальные, что мы не можем быть мальчиками для битья, что мы не можем забыть о престиже… Если бы я заговорил в тот момент, я обосрал бы половину команды. А это было не в моих правилах. Но не в моих правилах было сказать: «Я доволен», потому что это — ханжество. Я ни хрена не был доволен! Лучше было бы держать все это в себе и думать о том, что ждет нас дальше. А дальше нас ждала Бразилия. Да, в 1/8 финала нас ждала Бразилия, потому что мы заняли всего лишь третье место в группе. И вот так мы начали летать туда-сюда, что было мне очень хорошо знакомо, так как если я что-то и делал ради своей сборной, так это летал вместе с командой. Мы должны были покинуть Неаполь, который был нашим домом, моим домом… Теперь мы отправились в путь, который не имеет ничего общего с туристическими маршрутами — в Турин, где должны были встретиться с Бразилией.

На следующий день, во вторник 19-го, я позвонил Гильермо Копполе, который, следуя примете, остался в Буэнос-Айресе, и сказал ему: «Забудь к черту про приметы и приезжай, у меня нет больше сил». У меня и впрямь больше не было сил… Я закрылся в своем номере, завалился на кровать и, глядя в потолок, начал заново переживать все то, что случилось со мной за последнее время. Сначала — грипп, из-за которого мой организм оказался перенасыщен антибиотиками. Затем — уход Вальдано, единственного человека, который был способен воодушевить меня одним-единственным словом. Проклятый большой палец на ноге — совершенно дурацкая травма, отнявшая у меня часы тренировок. Невообразимое поражение от Камеруна. Безжалостные удары соперников, которые превращали в фарс принципы «Фэйр Плэй». Каприз Билардо, не захотевшего выпускать Каниджу в основном составе. И, наконец, самое худшее из того, что можно было бы вообразить: я не мог принять то, что есть люди, которые радовались моим поражениям, которые ими наслаждались, и которые их… желали.

Я больше не мог все это терпеть и покинул нашу базу в Тригории. Я сел за руль «Феррари» и исчез на несколько часов, отправившись в центр Рима — съесть чего-нибудь, погулять… Мне был нужен глоток свежего воздуха. Я хотел жить так, как привык. Не все ли равно, как проигрывать: подчиняясь указаниям со стороны или же действуя в своем стиле? Победить или проиграть, но сделать это, оставаясь верным самому себе…

Я отправился в один из ресторанов в центре города в компании с Гильермо и получил удовольствие, съев на закуску три жареных хлебца с помидорами и спагетти. Увидев, как я вошел, хозяин ресторана тут же запер двери, чтобы за мной никто не увязался. И вскоре я увидел одного паренька, светловолосого с голубыми глазами, который прилип к стеклу с той стороны. Охранник его прогонял, он возвращался… Тогда я послал Гильермо спросить, чего он хочет, так как я чувствовал себя не в своей тарелке. Гильермо вернулся с билетом в руках и передал просьбу: «Он хочет, чтобы ты поставил здесь свой автограф… И чтобы в воскресенье, когда у него будет день рождения, ты подарил ему свой гол… Его зовут Ариэль, как тот стиральный порошок; он сказал так, чтобы ты не забыл…». Я расписался, достал банкноту в 100 тысяч лир и отправил ему со словами: «Кроме гола я подарю тебе целый матч…». Мгновение спустя, когда мы закончили ужинать, я попрощался с хозяином заведения, который мне сказал: «Ты — великий игрок, но был бы еще более великим, если бы выступал за «Рому», и на выходе столкнулся с Ариэлем: «С днем рождения тебя и будь счастлив!».