Моисей Мейерович - Шлиман Страница 53

Эта беспримерная в истории науки фальсификация далекого прошлого, поразительное убожество мысли запечатлены в книгах, распространяемых с надписью: «Официально рекомендовано министром народного просвещения для школьных библиотек». Разве все это не свидетельствует о том, в какую глубочайшую бездну скатилась немецкая историческая наука в условиях фашистского варварства?

Справедливы слова современного выдающегося антифашистского писателя и историка Генриха Манна: «Фашизм и история — несовместимы. И уже поэтому история обрекла фашизм на неминуемую гибель».

…Генрих Шлиман стоит того, чтобы в нашей стране, стране социализма, где созданы все условия для расцвета подлинной исторической науки, где широкие народные массы проявляют глубочайший интерес к познанию пути, пройденного человечеством на протяжении тысячелетий, — Шлиман стоит того, чтобы помянули его добрым словом. Он — самоучка — был полон благородной страсти к знанию. Он был интернационалистом до мозга костей (недаром к концу жизни он владел уже пятнадцатью языками!). Он любил творчество народа и верил в побеждающую силу этого творчества. Смелый искатель, он мучительно трудно становился настоящим ученым, но он сумел проложить науке новые пути. Он помог нам искать и находить следы прошлого, которые мы изучаем для того, чтобы строить будущее!

По следам Шлимана

Эта книга увидела свет в 1938 году, почти три десятка лет назад. В заключительной главе ее автор обрисовал достижения науки на протяжении примерно полувека со дня смерти Шлимана и вплоть до второй половины тридцатых годов. С тех пор прошло еще несколько девятилетий, и вам, несомненно, интересно будет узнать, что же нового сделано за это время в микенологии. Этим словом принято теперь называть отрасль исторической науки, открытую Шлиманом.

Некоторые малосведущие люди полагают, что в области истории древнего мира все уже давным-давно изучено. В действительности это вовсе не так. Раскопки Шлимана и многих других археологов открыли перед наукой новый, до сих пор неизвестный ей мир. И с тех пор каждое десятилетие перед взором изумленных исследователей развертываются все новые и новые, одна другой увлекательнее, страницы далекого прошлого.

В своей книге М. Мейерович упоминает о разногласиях среди советских ученых, одни из которых видели в Микенах «рабовладельческую формацию с государственной организацией, близкой по типу к восточным деспотиям», в то время как другие находили там «различные этапы общинно-родового строя».

Такие споры, притом весьма ожесточенные, действительно велись в 30-е годы нашими учеными. Первую группу возглавлял профессор Московского университета В. С. Сергеев, вторую — ленинградский исследователь Б. Л. Богаевский.

Разногласия о характере эгейских обществ проявились особенно резко при обсуждении в Академии наук СССР проекта издания «Всемирной истории». В 1939 году в редакционную коллегию этого издания представили свои варианты глав о крито-микенской культуре и тот и другой ученый. Для решения «спора Отделение истории и философии АН СССР организовало в марте 1940 года двухдневную дискуссию по вопросу о социальном характере эгейской культуры. В ней участвовали все наиболее выдающиеся античники и археологи нашей страны.

Б. Л. Богаевский и его немногочисленные сторонники утверждали, что во II тысячелетии до нашей эры Крит находился еще на стадии матриархата и только несколько позже в Микенах произошел переход к патриархату. Существование в ту отдаленную эпоху классов рабов и рабовладельцев, а, следовательно, и государства отрицалось.

Однако все остальные участники дискуссии настаивали на том, что и кносское и микенское общества были уже классовыми. Они утверждали, что там существовал государственный аппарат, который насилием удерживал рабов в повиновении. По мнению большинства ученых, развалины мощного и богатого кносского дворца, остатки циклопических стен в Микенах и Тиринфе, богатства гробниц и развитая сеть мощеных дорог, исходивших из Микен и охватывавших значительную часть Пелопоннеса, неоспоримо свидетельствовали о сильной царской власти в Эгеиде во II тысячелетии до нашей эры. Именно поэтому В. С. Сергеев утверждал, что в обществах эгейской культуры была «государственная организация, близкая по типу к восточным деспотиям».

Дискуссия показала ошибочность взглядов Б. Л. Богаевского. С тех пор во всех наших учебниках, энциклопедиях и справочных пособиях восторжествовали взгляды В. С. Сергеева. Археологические раскопки последующих лет подтвердили их.

В книге мельком говорится о попытке Шлимана вести раскопки и в Пилосе, где правил мудрый старец Нестор — один из главных героев «Илиады» и «Одиссеи». Эта попытка не привела к успеху. Дело в том, что на территории Пелопоннеса имелось несколько поселении, называвшихся «Пилос», и неизвестно было, в каком из них следует искать знаменитый центр микенской культуры. Шлиман вел археологическую разведку не в том Пилосе.

Только в 1939 году известный американский археолог К. Блеген и его греческий коллега Куруниотис раскопали подлинный микенский Пилос, который находится на юго-западном побережье Пелопоннеса. После раскопок Шлимана в Микенах и Тиринфе находки в Пилосе — величайшее событие в микенологии. По своим размерам, богатству и значению дворец Нестора нисколько не уступает дворцам Микен и Тиринфа. В отличие от них Пилос совсем не был укреплен, и там не найдено никаких следов не только циклопических, но вообще оборонительных построек. Однако это обстоятельство скорее свидетельствует о могуществе пилосских царей. Ведь не имел никаких укреплений и дворец в Кноссе, на острове Крит, где в начале нашего века вел раскопки известный английский археолог Артур Эванс.

В 1939 году в Пилосе было найдено в особом помещении, которое так и назвали «Архивом», около шестисот глиняных табличек с надписями. Эти таблички пролежали во время второй мировой войны в сейфах Греческого государственного банка и были опубликованы вместе с табличками, найденными в первые послевоенные годы, уже в 1951 году.

Раскопки Пилоса ведутся Блегенрм и теперь; каждый год вскрываются все новые и новые участки дворца. Сейчас рано еще подводить итоги значения раскопок Пилоса. Однако уже теперь не подлежит сомнению, что они по своему значению не уступают самым крупным достижениям Шлимана.

Генриху Шлиману не удалось найти никаких памятников письменности ни в одном из раскопанных им дворцов. Артуру Эвансу посчастливилось обнаружить в кносском дворце около трех тысяч табличек с письменами. Однако ему, отдавшему всю жизнь изучению истории древнего Крита, испытавшему ни с чем не сравнимый восторг открытия неведомых и таинственных памятников далеких культур, было мучительно трудно расставаться с добытыми им надписями. С ними были связаны долгие годы раздумий и труда, поисков, взлетов и разочарований.