Николай Храпов - Счастье потерянной жизни - 3 том Страница 53

По возвращении в поселок Усть-Омчуг скитальцам пришлось выдержать настоящий бой за вселение в зимнюю квартиру. Дело в том, что изыскатели, уезжая на лето в тайгу, многие комнаты оставляли пустыми. Пользуясь этим, оставшиеся жители, заимев широкий выбор жилой площади, на основании частных соглашений с теми или иными влиятельными лицами управления, располагались в комнатах. Зимой же они, учитывая, что возвращающиеся из тайги люди, в большинстве состоят из "директивников", т. е. людей, которых многие вольнонаемные рассматривали как неравноправных, с запачканной репутацией; бывших заключенных, пренебрежительно обрекали на нечеловеческие условия. Обиженные, в свою очередь, доказывая юридическое полноправие, добивались иногда своих прав, применяя физическую силу. Такой бой, правда без физического воздействия, пришлось применять и жителям того общежития, куда по праву поселились Павел и Женя.

Арбитрам пришлось тревожить и привлекать работников управления в Магадане по телефону, но зато уж место было закреплено прочно. Так Владыкин и Комаров, оказавшись вместе, были бесконечно этому рады. Вместе они делили радости и горести, боролись с недостатками полуголодного существования, утешая друг друга. Но духовная жизнь по-прежнему оставалась на низком уровне. Нужно было духовное пробуждение, а для этого особое посещение Божье. Господь же почему-то медлил. Часто с понурой головой сидели они, особенно, когда Комаров вспоминал о пробуждении в Ташкенте, а Владыкин о днях раннего детства и юношества. Оба они были подобны расслабленному в Вифезде, ожидавшему посещения Господня, в лице Ангела Божьего.

Вскоре в поселке нашелся еще один брат, из числа "директивников" — некто Михаил Михайлович Горелов, а с ним еще двое. У всех духовное состояние немногим отличалось от других. Изредка Михаил Михайлович посещал друзей, но беседы проходили, главным образом, вокруг воспоминаний пережитого. Чего-то не хватало, чтобы объединить страдальцев в живое общение, и все ждали Ангела Вифезды. Так наступил 1944 год, а после безрадостной его встречи, время шло как-то особенно быстро.

* * *

Скоро апрельское солнце поманило отшельников на лоно природы. Наступило пасхальное утро. Все согласились: где-нибудь у костра собраться и воспоминанием почтить праздник Пасхи. Собрались, но в ожидании инициатора все, с грустью глядя друг другу в глаза, долго сидели молча.

— Что ж, друзья, ведь в этот день наши семьи, наверное, все, по своим возможностям, соберутся: споют, детки расскажут стишки, а старичок прочитает что-нибудь из Библии, — с грустью, начал Комаров.

— Да, Женя, у кого-нибудь, может быть, и соберутся, а я вот, уже какой год без вести потерял семью, немец угнал к себе. Так вот соберутся ли где они, или, похоже — как и мы — разбросаны по чужбине и пасут чужих свиней, а то и кости в сырой земле гниют, — со вздохом ответил Михаил Михайлович.

— У меня точно такое же положение, — вставил пожилой, коренастый мужчина с густой, поседевшей бородой.

— А у меня, пожалуй, не лучше вашего, если не хуже, — добавил высокий молодой брат, — соседская девочка сообщила как-то, в первые дни войны, что с самолета упала бомба прямо на дом, и на его месте оказалась только большая яма, а уж, что там осталось — не знаю ничего.

В костре начали прогорать дрова и разваливаться в стороны. Женя взял одну из головней, собрал все в кучу и, подумав немного, проговорил:

— Что ж, братья, собрались, видно, мы сюда подавленные, каждый своим горем, и наподобие этого костра, прогорая каждый в своем огне, развалимся, как эти поленья, и затухнем. В сердцах многих наших близких и родных мы, как видно, заживо погребенные. Может, кто-нибудь из них, взглянув на нас в этот час, не нашел бы в сердце своем ничего, кроме осуждения, мы ведь и достойны этого, так как почти все проповедники. Но ведь жив Искупитель наш, и сегодня весь мир отмечает это. Он не осудил Иоанна Крестителя, но ободрил его, не осудил Илью под можжевеловым кустом, но пробудил его, напоил и накормил. Братья! Неужели милость Божья отвернулась от нас? Нет! Этому, мы свидетели сегодня. Что ж, если мы не можем сейчас поделиться проповедью, не может никто из нас горячо помолиться, но есть одно дело, которое мы можем сейчас сделать. Мы можем встать и спеть, известный нам гимн: "Страшно бушует…" и споем его, как можно сердечнее.

Нестройно и невпопад, но действительно сердечно, все, вставши, запели:

Страшно бушует житейское море,

Сильные волны качают ладью;

В ужасе смертном, в отчаянном горе:

"Боже мой, Боже! К Тебе вопию".

С первых же слов слезы показались на глазах отшельников-братьев и, "поправляясь на ходу", они уже стройно заканчивали, потрясаемые чувством умиления:

Сжалься над мною, спаси и помилуй!

С первых дней жизни я страшно борюсь,

Больше бороться уж мне не под силу:

"Боже, помилуй!" — Тебе я молюсь!

К пристани тихой Твоих повелений

Путь мой направь и меня успокой,

И из пучины житейских волнений

К берегу выведи, Боже благой!

Потрясаемый рыданиями, Женя упал на колени и стал молиться:

— Боже! Будь милостив ко мне, грешнику! Будь милостив к братьям моим, ведь Ты знаешь, из какого пекла мы вышли. Ты знаешь, что сотни и тысячи искали и ищут погибели души нашей, и только Ты Один можешь и хочешь поднять и ободрить нас. Пошли нам Ангела, как посылал в Вифезду, но еще дороже — приди и подними нас Сам. Аминь!

— Аминь! — дружно и громко повторили все братья, изливая в слезах душу свою, стоя на коленях вместе с Женей.

— Братья! — вытирая с глаз слезы, вставши, обратился Комаров к своим друзьям, — давайте, по-братски поцелуем друг друга и поздравим с Пасхой: — Христос воскрес!

— Воистину воскрес!!! — отозвались ему окружающие и горячо поцеловали друг друга.

— А теперь я вам спою один стишок, как сумею, как раз к этому случаю; недавно я весь в слезах сочинил его, — и он запел уверенно, с вдохновением:

Птички Божьи, домой собирайтесь,

Вам к отлету настала пора -

С перышек грязь очищайте,

Чтобы легче лететь в небеса.

Припев: Нам домой, нам домой в небеса,

Ведь там наша родина с вами, друзья,

С перышек грязь очищайте,

Чтобы легче лететь в небеса.

Птички Божьи, домой собирайтесь,

Вам к отлету настала пора.

На тимпанах и гуслях играйте,

Чтоб прославилось имя Христа.

Птички Божьи, домой собирайтесь,

Вам к отлету настала пора,

Над равниной земной возвышайтесь,

Чтобы видеть ясней небеса.

Уже со слезами, все вместе с Женей заканчивали дорогим припевом, этот подарок неба — гимн, как они тут же объявили друг перед другом. С этих пор, расходясь с волнующим чувством от пасхального костра, они, если еще не ожили как должно, но несомненно, чувствовали себя родными.