В Михельсон - Воздушный мост Страница 53

К. С. Иванов (штурман). В городе, где я родился, вырос, оставались отец, мать, братья, сестры, моя невеста. Сама мысль, что они голодают и жиэнь их угасает, была невыносима. Не было для меня задания более святого, чем спасти моих родных, моих земляков от голодной смерти.

Г. А. Барышников (помощник борттехника). В блокадном Ленинграде оставались мои родители и тяжело раненный в бою старший брат. Мать писала, что каждый день голодная, опухшая ходит к брату в госпиталь через весь город. Одна мысль владела нами: скорей, скорей прилететь в Ленинград, спасти родных, спасти город.

Время полета в Ленинград и обратно занимало около шести часов. Плюс разгрузка, погрузка, всякие неожиданности. А дни становились все короче, и никакого резерва времени не оставалось. Не отправить экипаж на рассвете значило усложнить выполнение рейса и сорвать подготовку к следующему дню. Надежда была на ночь, которой еле хватало для завершения дел. Летчики спали не более пяти-шести часов, часто не раздеваясь, прямо в комбинезонах. О техниках и говорить не приходится - были дни, когда на сон, отдых оставалось в сутки всего два-три часа. Работа у них была адовая. В мороз подготовить тяжелый самолет к полету - очень сложное дело.

По летным книжкам командира эскадрильи Н. Г. Афонина и других летчиков полка, подкрепленным письмами и воспоминаниями пилотов, авиатехников, мы теперь имеем возможность восстановить хронику челночных рейсов полка в блокадный Ленинград, которых насчитывалось не одна сотня. Летчики полка выполняли эту работу с ноября 1941 года до января 1942 года с двух дальних полевых аэродромов Вологодской области.

Н. Г. Афонин в своей летной книжке перечисляет рейсы в блокадный Ленинград.

Один из них, наиболее памятный, датирован 24 ноября. Всего одна строка: "24. 11. 41 г. Череповец - Ленинград и обратно (Продукты. Люди)".

Получив задание от командира полка подполковника В. И. Лабудева поднять самолеты в воздух 24 ноября в 10.00 утра, командир эскадрильи Н. Г. Афонин приказал экипажам готовиться к рейсу накануне. Он вспоминает:

- Загружались с вечера, сразу после ужина. В погрузке, как всегда, участвовал весь экипаж - восемь человек. Мешки и ящики с беконом, яичным порошком, маслом надо было умудриться разместить и закрепить так, чтобы не нарушить центровку самолета. Работа непростая. Но никто не ныл. Мыслями каждый был в Ленинграде, где голод косил людей.

День выдался морозный. Пришлось разогревать возле стоянок в так называемых "гончарках" воду и масло. Устройство нехитрое - установленный на саночках резервуар с отсеками для воды и масла, внизу топка для подогрева. Вручную заливали бидонами то и другое в системы корабля. Чтобы подготовить к вылету один тяжелый бомбардировщик, наземный состав экипажа должен был обеспечить четыре таких "гончарки". Летчики, штурманы, стрелки-радисты тоже участвовали в этой работе - все же больше тысячи литров надо было вычерпать и залить вручную.

Не покидали самолеты бортовые техники Старостин, Шарохин, Зубков, Дмитриев, Калинин, Анисимов, Шахов, Дубинин, Толсточан... Утром надо было выпустить в воздух 16 машин.

В то ноябрьское утро запустили двигатели 16 тяжелых бомбардировщиков. Гул такой - хоть уши затыкай. Но вот над КП взвилась зеленая ракета. Тяжелые корабли с беконом вместо бомб на борту взлетали и брали курс на Ленинград.

Заместитель командира эскадрильи М. А. Баженов дополняет рассказ Афонина:

- Погода была получше, чем накануне. Облачная, в пределах 10 баллов с высотой нижней кромки порядка 600-800 метров. Видимость в пределах пяти километров. Выстроились "клином". Первое звено вел Афонин, второе - я, третье - командир третьей эскадрильи Калинин. Ведущим группы был командир четвертой эскадрильи Езерский. В полете участвовали самые опытные летчики полка. Назову остальных командиров кораблей - Насикан, Сугак, Шевченко, Замота, Косач, комэск первой эскадрильи Варфоломеев, Бородкин, Бобин, Гончаров, Петренко, Соколов-Шалаев и Калыгин.

Шли на бреющем, едва не задевая верхушки деревьев. Сопровождала нас четверка истребителей 127-го авиаполка.

Под самолетами лес и лес. Мелькнули поляны со стогами сена, обнесенными заборами, наверное, чтобы уберечь от лосей. Контрольными ориентирами были вышки в лесу, а на Ладоге - вмерзшие в озеро баржи, подбитые самолеты.

Второй пилот Г. Сибилев продолжает рассказывать:

- Над Ладогой шли, прижавшись к воде, на максимальной скорости, даже крылья вибрировали. Середина озера представляла собой бушующий бурун. Недаром Петр Первый для безопасности плавания судов велел прорыть по южному побережью Ладожского озера судоходный канал.

Но перед выходом к озеру нас поджидала неприятность. У самого берега встретились с истребителями противника, как говорится, не было печали... От преследования с помощью сопровождавших нас "чаек" оторвались, но при повороте на мыс Морьин Нос корабли, слегка уклонившись вправо, вышли на траншеи оборонительной линии вражеских войск и напоролись на шквальный огонь с земли. Вскрикнув, повалился на раненую ногу штурман Рыбаев. Я рванул самолет вверх, и прибрежный туман, только что подстроивший эту ловушку, теперь укрыл нас.

За несколько секунд до того, как мы нырнули в туман, три члена экипажа получили ранения, а самолет - 71 пулевую пробоину. Но все обошлось. Правда, приземлялись на Комендантском аэродроме с немалым риском. Покрышки с камерами были пробиты на трех колесах шасси. Перегруженный самолет я посадил едва ли не на обода.

В Ленинграде очень ждали эти самолеты. Не успели зарулить в отведенное место, как к самолету подъехала грузовая машина. Летчик Георгий Сибилев сдавал по накладной продукты. Подоспевшая группа солдат вместе с членами экипажа разгрузила самолет. Почти три тонны продуктов ленинградцам - таков был итог рейса. И это дал лишь один рейс одного тяжелого корабля. А ведь в тот день прилетело шестнадцать машин.

Экипажи торопились. Надо было засветло вернуться на авиабазу. Поврежденный самолет Афонина остался на поле беспомощным инвалидом. Пришлось заночевать в Ленинграде.

Афонин со своими товарищами на дребезжащей полуторке мотались по непривычно тихим улицам в поисках покрышек для шасси и запасных частей. В Петропавловке, где находились склады, задержались недолго. Вот тогда и увидели результаты злодейской работы фашистских бомбардировщиков. В тишине, нарушаемой звонками редких трамваев, завыла сирена: воздушная тревога. И вдруг раздался резкий характерный свист, бомба прорвала облака. Секунда взрыв. Прямое попадание в трамвайный вагон, заполненный людьми. Даже повоевавший человек может понять, каково было им, военным летчикам, видеть это на земле, зная, что они сейчас не смогут ответить врагу.