Бриджит Бардо - Инициалы Б. Б. Страница 54

Сэми тем временем дулся, потому что его раздражала Дедетта: она, видите ли, думает только о жратве!.. Что-нибудь вкусненькое на завтрак, блюдо по новому рецепту на обед, отведайте, такого вы никогда не пробовали!

Сэми не любил есть.

Я оставляла Сэми с его метафизическими проблемами, Дедетту с ее кастрюльками, Мусю с ее претензиями и бежала из собственного дома, надеясь за его стенами найти хоть немного веселья, хоть немного тепла!

Над пустынным еще портом пахло йодом и мокрым деревом; чайки с криком носились вокруг тралов, которые поднимались, полные рыбы. Франсуа и Феликс грелись на солнышке, потягивая анисовый ликер. Они говорили с теплым средиземноморским акцентом, они находили меня красивой и смешили до слез своими живописными рассказами.

С ними время проходило быстро, и мне было весело.

Когда же я в последний раз смеялась?

Я тащила на себе тяжкий, неподъемный груз, он омрачал мои дни, и я видела только темную сторону жизни. Мне было 26 лет, благодаря чуду из чудес я еще жила — но как же, если вдуматься, мало жила! Мне вдруг захотелось сбросить с себя весь этот незримый, но чересчур тяжелый груз, мешавший мне насладиться самым драгоценным, что было у меня в этом мире — молодостью!

В конце концов, имею я право пожить немного для себя!

Мои побеги из «Мадрага» не способствовали мирной жизни. Сэми решил вернуться в Париж, чтобы репетировать пьесу Брехта, которую ему предстояло играть в Театре-студии на Елисейских полях. Воспользовавшись его отъездом, я отправила домой Мусю, Николя и Одетту. Уф-ф!

На смену им заступили Кристина и Роже Анен.

Дом снова стал таким, каким я его любила.

С Франсуа мы теперь не расставались...

Он чудесно ладил с Кристиной и Роже: ее смешил до слез, а с ним состязался в рассказывании забавных историй, причем Роже говорил с алжирским акцентом, а Франсуа — с марсельским. Я купалась в безмятежном блаженстве, ничем больше не занимаясь. Франсуа освободил меня от всех забот.

В июне я должна была начать сниматься в фильме, продюсером которого была она, а режиссером Луи Маль. Картина называлась «Частная жизнь» — собственно, это была моя жизнь, представленная в виде романа под кинематографическим соусом. Кристина очень рассчитывала на успех этого фильма, чтобы заявить о себе как о продюсере.

«Истина» стремительно возвела меня в ранг настоящей трагедийной актрисы. Но следующая моя картина, «Отпустив поводья», своей серостью и пошлостью тормозила мой взлет к вершинам славы.

Кристина для своего фильма припасла сильный козырь: мужчиной моей жизни должен был стать Марчелло Мастроянни, звезда итальянского кино. Но у меня еще был контракт на начало мая: мне впервые предстояло встретиться с Аленом Делоном в одной из новелл «Знаменитых любовных историй», которые ставил Мишель Буарон. Новелла называлась «Агнес Бернауэр».

Я поручила Капи и «Мадраг» Жики и Анне, в очередной раз проклиная злосчастное ремесло актрисы, которое вечно заставляло меня покидать домашний очаг, чтобы зарабатывать на свою собачью жизнь!

Мы выехали на машинах в сумерки. Кристина и Роже — впереди, в их американском автомобиле с откидным верхом, мы с Франсуа и Гуапой — следом в его «ягуаре».

Наше путешествие было прекрасным сном.

Мы приехали в Париж; мне было тяжело расставаться с Франсуа у дома на Поль-Думере. Он тоже помрачнел. Любовь на каникулах — самая прекрасная, как поется в песне. Я вернулась к Сэми, поглощенному Брехтом и «Городскими джунглями». Он не мог говорить ни о чем, кроме этого шедевра, который ставил Антуан Бурсейе на Елисейских полях с ним в главной роли. Я слушала вполуха, думая о другом, и мне ужасно хотелось чаю с молоком после шампанского, которым мы накачивались на каждой остановке.

Николя, увидев меня, заревел. Муся тщательно закутала его, боясь рецидива ангины. Мала, как всегда, выложила мне гору счетов, хлопот и забот, накопившихся с моего отъезда.

Я с тоской думала о ча-ча-ча, о ночах в «Эскинаде», о глазах Франсуа, прищуренных, с тяжелыми веками, как у коккера, полных нежности, искрометного юмора, любви...

Мои съемки продолжались неделю. Фильм состоял из новелл, я блистала в нем вместе с другими замечательными актерами. Кроме Алена Делона, были приглашены Пьер Брассёр, Жан-Клод Бриали, Сюзанна Флон, Мишель Эчеверри, Жак Дюмениль. В других новеллах — Бельмондо, Дани Робен, Филипп Нуаре, Симона Синьоре, Пьер Ванек, Франсуа Местр, Эдвиж Фейер, Анни Жирардо, Мари Лафоре.

Всегда труднее справиться с небольшой ролью, если еще при этом приходится соперничать с другими актерами, так непохожими на тебя, чем играть без конкурентов роль, которая может быть очень большой, однако допускает некоторые слабости.

Делон раздражал меня донельзя.

Надо сказать, что в то время он был невыносим: на съемках думал только о своих голубых глазах и вовсе не думал о партнерше. Позади его я видела лиловые глаза, дивной красоты лицо, великолепное тело, принадлежавшие Пьеру Массими, который играл роль его оруженосца. Ален в любовных сценах никогда не смотрел на меня, он смотрел на софит, стоявший за моей спиной, чтобы подчеркнуть голубизну своих глаз. Я делала то же самое — говорила слова любви, глядя через плечо Делона в глаза Пьера Массими, читая в них ответную страсть.

Это было потрясающе!

Делон объяснялся в любви прожектору, я — его оруженосцу! И кто-то еще удивляется, что новелла не удалась!

Коктейль Делон—Бардо получился невыразительным!

Жаль, потому что сегодня я считаю Алена Делона одним из самых красивых и самых правдивых французских актеров, одним из тех, кто способен занять место Габена и других великих. Его талант неоспорим, его наружность изменилась с годами, как и характер, он стал мужественнее, похорошел. Когда я думаю о нынешних героях-любовниках, то благодарю небо, что больше не снимаюсь.

Покончив со «Знаменитыми любовными историями», я уложила чемоданы, чтобы ехать в Женеву, где мы должны были начать «Частную жизнь».

Луи Маль когда-то ходил в воздыхателях моей сестры Мижану и не успел еще остыть от объятий Жанны Моро — он был одним из ее любовников во время съемок фильма с таким же названием. Этот фильм обскакал меня на фестивале 1958 года в Венеции. В общем, я оказалась среди старых знакомых. Луи Маль был холоден и исполнен нежности. Он стыдился выказывать свои чувства и прятал их под толстым панцирем сдержанности, который делал его неуязвимым.

Поначалу мы с ним не очень ладили.

Я — горячая, непосредственная, вся как на ладони, что на уме, то и на языке, — столкнулась с человеком вдумчивым, методичным, который пресекал всякую импровизацию, всякий порыв и добивался действий продуманных, взвешенных, отрепетированных, черт бы их побрал! Наше с Луи Малем несходство характеров трудно было преодолеть.