Елена Кочемировская - 10 гениев литературы Страница 54

Вообще, «месяцы пребывания в Одессе напоминали авантюрный роман: общение с политическими заговорщиками и раскинутая вокруг него шпионская сеть, любовь и ревность, сиятельный преследователь и помощь влюбленных женщин, планы бегства за границу, а на заднем плане – лица всех социальных состояний и национальностей, включая «корсара в отставке», мавра Али в красных шароварах и с пистолетами за поясом, в обществе которого Пушкин любил бывать, – пишет Ю. Лотман. – Теперь декорации менялись: перед Пушкиным снова лежала дорога».

9 августа Пушкин явился в Михайловское-Зуево, где жила его семья. Его приняли сердечно, но вскоре родной дом обернулся тюрьмой – отец поэта взял на себя обязанности по надзору за сыном. Надежда Осиповна и Сергей Львович стали страшиться влияния опального поэта на сестру и брата. Между отцом и сыном то и дело вспыхивали ссоры, и наконец произошла тяжелая сцена (много позднее Пушкин описал ее в «Скупом рыцаре»): «отец мой, воспользовавшись отсутствием свидетелей, выбегает и всему дому объявляет, что я его бил, потом – что хотел бить. Перед тобой, – пишет поэт Жуковскому, – я не оправдываюсь, но чего же он хочет для меня с уголовным обвинением? Рудников сибирских и вечного моего бесчестия?»

В конце концов, родные Пушкина уехали в Петербург, а Сергей Львович отказался наблюдать за сыном, который остался в ведении местного предводителя дворянства и настоятеля Святогорского монастыря. Пушкин, который так любил веселье, толпу, разговоры и пирушки, остался в Михайловском один, в обществе няни Арины Родионовны.

Его единственным развлечением стали визиты в соседнее Тригорское к Прасковье Осиповой и ее многочисленному семейству. Эта умная, прекрасно образованная сорокалетняя женщина владела несколькими иностранными языками, следила за литературой, и в библиотеку Тригорского попадали не только русские, но и европейские книжные новинки.

С Осиповыми у Пушкина завязались тесные отношения, а с Прасковьей Александровной его на всю жизнь связала теплая дружба. В Тригорское приезжала и племянница Осиповой, Анна Керн, которую в шестнадцать лет выдали замуж за пожилого генерала. К моменту приезда в Тригорское она разошлась с мужем и пережила несколько сердечных увлечений, здесь же ее ждал бурный роман с Пушкиным, для которого Керн одновременно и «гений чистой красоты», и «одна прелесть», и «милая, божественная», и «мерзкая», и «вавилонская блудница».

Жизнь в Михайловском резко контрастировала с тем образом жизни, который до сих пор Пушкин вел. Быт поэта не имел ничего общего с обычными «помещичьими» заботами, и даже такие занятия дворянина в деревне, как охота, были исключены из его существования. Это была ссылка, хоть и «домашняя», и порой она делалась настолько невыносимой, что Пушкин начинал обдумывать планы бегства за границу через Дерпт, строя невероятные проекты операции мнимого «аневризма в ноге» и т. п. Вынужденное одиночество, материальные затруднения, отсутствие развлечений, однообразие дневного распорядка превращали его жизнь в пытку. П. Вяземский писал: чтобы вынести ее, надо быть «богатырем духовным», и серьезно опасался, что Пушкин сойдет с ума или сопьется.

Тем более волнующими событиями были посещения Михайловского лицейскими друзьями поэта. Первым к Пушкину приехал И. Пущин (11 января 1825 года). Визит к опальному поэту требовал мужества, но Пущин был не из пугливых: 14 декабря он показал себя на Сенатской площади как хладнокровный и деятельный руководитель восстания (высочайшим указом Николая I его приговорили к двадцати годам каторги). Пущин заметил в поэте перемену к лучшему: Пушкин стал «серьезнее, проще, рассудительнее». В апреле Пушкина посетил А. Дельвиг, и также отметил, что поэт очень изменился.

Пребывание в Михайловском оказалось не только плодотворным для Пушкина-поэта, но и спасительным для него как человека. Основной сферой деятельности в это время стало творчество. И как ни интенсивно Пушкин работал в Кишиневе и Одессе, в Михайловском, в особенности в зимнее время, он читал и писал по крайней мере вдвое больше прежнего. С раннего утра до позднего обеда он сидел с пером в руках в единственной отапливаемой комнатке Михайловского дома, читал, делал заметки, а по вечерам слушал и записывал сказки своей няни и домоправительницы Арины Родионовны. И. Пущин вспоминал: «Комната Александра была возле крыльца. В этой небольшой комнате помещались кровать его с пологом, письменный стол, шкаф с книгами и проч. Во всем поэтический беспорядок, везде разбросаны бумаги, всюду валялись обкусанные, обожженные кусочки перьев (он всегда с самого Лицея писал оглодками, которые едва можно было держать в пальцах). Вход к нему прямо из коридора; против его двери – дверь в комнату няни».

Под влиянием обстановки Пушкин начал больше, чем прежде интересоваться русской историей, памятниками письменности и народной поэзией. Он собирал песни (для чего иногда переодевался мещанином и ездил по губернии), сортировал их по сюжетам и изучал народную речь, заполняя пробелы своего «проклятого воспитания». Столь же активно он изучал всемирную литературу, в том числе Коран, вчитывался в Шекспира, по сравнению с которым Байрон теперь казался ему слабым и однообразным. Почти отшельническая жизнь, которую вел поэт, Восток, Шекспир и изучение исторических источников заставляли все серьезнее задумываться над жизнью, философски относиться к прошлому и настоящему.

В переписке Пушкин не уставал подчеркивать, что ленится, о работе писал скупо, но постоянно просил все новых и новых книг. На самом деле два Михайловских года стали одними из самых плодотворных для поэта: были закончены «Цыганы», завершена третья и написаны четвертая – шестая главы «Евгения Онегина», «Граф Нулин», несколько десятков стихотворений, баллада «Жених». Самое же крупное произведение Михайловского периода – «Борис Годунов» («Комедия о настоящей беде московскому государству, о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве», начатая в конце 1824 года и оконченная к сентябрю 1825-го).

«Изучение Шекспира, Карамзина и старых наших летописей дало мне мысль оживить в драматической форме одну из самых драматических эпох нашей истории, – писал поэт. – Шекспиру я подражал в его вольном и широком изображении характеров; Карамзину следовал я в светлом развитии происшествий; в летописях старался угадать язык тогдашнего времени; источники богатые: успел ли я ими воспользоваться, не знаю». По окончании труда Пушкин был чрезвычайно доволен им: «Я перечел его вслух один, бил в ладоши и кричал: ай да Пушкин, ай да сукин сын!» Поэт не спешил печатать «Бориса», предвидя неуспех (его опасения оправдались – вышедший в 1831 году «Борис Годунов» подвергся уничтожающей критике: большинство признавало пьесу «выродком, который не годится ни для сцены, ни для чтения»; П. Катенин назвал драму «ученическим опытом», «куском истории», упрекая Пушкина за рабское следование Карамзину).