Пушкин и финансы - Коллектив авторов Страница 55

при издании «Стихотворений», так и 1-й главы «Онегина», отказаться от своего прежнего издателя, князя Вяземского, заслужившего, – не в пример Гнедичу, – подлинную благодарность поэта своим изданием «Бахчисарайского фонтана». Сам Пушкин, объясняя Вяземскому причины устранения его от этого дела, писал: «Не сердись, милый, чувствую, что в тебе теряю вернейшего попечителя, но в нынешние обстоятельства всякой другой мой издатель невольно привлечет на себя внимание и неудовольствия»[574]. Под «нынешними обстоятельствами» Пушкин разумел свое еще более пошатнувшееся положение: дело было вскоре после высылки поэта из Одессы, в глухую деревню, под надзор отца.

И нет оснований заподозрить Пушкина в неискренности или замалчивании, тем более что ближайшие события совершенно подтвердили справедливость его опасений. Если хлопоты Льва Сергеевича по делам брата не могли показаться подозрительными, то не так дело сложилось для Плетнева: едва успел он выпустить в свет первую главу «Онегина» и приступить к изданию «Цыган» (вышедших только через год, в мае 1827 г.), как это участие его в делах поднадзорного поэта привлекло внимание самого государя.

9 апреля 1826 г. начальник главного штаба барон И.И. Дибич в секретной записке запрашивал с. – петербургского военного генерал-губернатора П.В. Голенищева-Кутузова о характере отношений Плетнева к Пушкину, на что Кутузов 16 апреля спешил ответить, что «г-н Плетнев особенных связей с Пушкиным не имеет, а знаком с ним как литератор» и, «входя в бедное положение его, помогает ему в издательских делах»[575]’ ХII. Несмотря на этот, казалось бы, исчерпывающий ответ, 23 апреля Дибич снова писал Кутузову: «По докладу моему отношения Вашего превосходительства, что надворный советник Плетнев особенных связей с Пушкиным не имеет и знаком с ним только как литератор, государю императору угодно было повелеть мне, за всем тем, покорнейше просить вас, милостивый государь, усугубить возможное старание узнать достоверно, по каким точно связям знаком Плетнев с Пушкиным и берет на себя ходатайство по сочинениям его, и чтоб Ваше превосходительство изволили приказать иметь за ним ближайший надзор»[576]. В тот же день, отвечая ДибичуХIII, Кутузов снова подтверждал, что особенно близкой связи между Плетневым и Пушкиным не существует, что первый наблюдал только за печатанием сочинений Пушкина, с которым теперь уже не состоит и в переписке[577], и что секретный надзор за Плетневым установлен[578]. Если Вяземский каким-либо путем узнал об этой истории, он должен был, по справедливости, оценить исключительно бережное отношение Пушкина к своим друзьям, ибо, коль скоро Плетневу, в силу его совершенной благонадежности, такое правительственное внимание не могло повредить, то для Вяземского дело могло обернуться иначе.

Между тем Пушкин всячески форсировал выход 1-й главы «Онегина», мотивируя это своим бедственным положением. И на сей раз можно ему легко поверить, потому что с высылкой из Одессы он потерял незначительное свое жалованье, а поссорившись с отцом, вскоре после того, лишился и его поддержки. «Христом и Богом прошу скорее вытащить Онегина из-под цензуры, – взывал он к брату в декабре месяце, – деньги нужны. Долго не торгуйся за стихи – режь, рви, кромсай хоть все 54 строфы, но денег, ради Бога денег!»[579]

Плетнев не заставил его долго ждать: книжка вышла в свет в середине февраля 1825 г. Пушкин верил в успех своего любимого детища, и книга была напечатана двойным тиражом, в 2400 экз. Все издание стоило Плетневу 740 руб.: бумага—397 руб., набор и печатание – 220 руб. и переплет – 123 руб.[580]Каждый экземпляр, следовательно, обошелся издателям немногим более 30 коп., что не остановило их от назначения за маленькую книжку, содержащую 82 страницы, в 12-ю долю листа, опять-таки грандиозной цены в 5 руб.

Издание помещено было на комиссию к Сленину, выговорившему всего 10 % комиссионных, под условием ежемесячного расчета. Таким образом, Пушкин должен был зарабатывать 4 руб. 50 коп. чистых на экземпляре, иначе говоря, около 1500 %.

Об ожиданиях поэта, связанных с этим изданием, можно судить наглядно по письму его к брату, вскоре после появления 1-й главы: «Читал объявление об „Онегине" в „Пчеле“: жду шума. Если издание раскупится – то приступи тотчас к изданию другому или условься с каким-нибудь книгопродавцем»[581]. Однако книга расходилась не так быстро, как того хотели бы издатели. Здесь должно принять в расчет одно обстоятельство: Сленин, конечно, не мог еще более поднимать цену, а ограниченный 10 % скидкой, не имел расчета вступать в сделки с другими книгопродавцами, которым, в свою очередь, должен бы делать уступку. Плетнев очень скоро вынужден был убедиться в том, что несколько перетянул струну.

Книга, как выше сказано, появилась в свет около 15 февраля. За первые две недели, по 1 марта, было распродано 700 экз.[582], цифра крайне внушительная для того времени. Но последую – щим комиссионным расчетам суждено было сильно разочаровать Пушкина и его доверенного: за март месяц продано было 245 экз., а затем за четыре следующих месяца, по 1 августа, – всего 161 экз. Плетнев забил тревогу. За вычетом 44 авторских и обязательных, оставалось еще 1250 экз., т. е. более половины издания, – факт для Пушкина непривычный.

Плетнев надумал спустить весь остаток издания книгопродавцам с 20 % уступкой, «т. е. чтобы тебе с них за экземпляр брать по 4 руб., а не 4 руб. 50 к., как было прежде», разъяснял он Пушкину[583]. Вскоре после того Плетнев извещал поэта, что предлагал книгопродавцам весь остаток «с уступкою им за все издание 1000 руб…»[584]. Содержание этой предполагавшейся сделки не вполне понятно: в предшествующем письме Плетнев сообщал о своем намерении пустить остаток издания с 20 % скидки, т. е. с уступкою в 1 руб. с экземпляра. 1000 же руб., при раскладке на 1250 экз., дает только 80 коп. Следовательно, должно предположить одно из двух: либо в последнюю минуту Плетнев сам убоялся своей щедрости (указаний Пушкина по этому поводу у нас не имеется), либо же эту сумму, 1000 руб., он предлагал сверх 20 % скидки, что, впрочем, маловероятно.

«Никак не соглашаются, – возмущался Плетнев. – Они думают, что эта книга уже остановилась, а забывают, как ее расхватают, когда ты напечатаешь еще Песнь или две. Мы им тогда посмеемся, дуракам. Признаюсь, я рад этому. Полно их тешить нам своими деньгами»[585].

Расчет Плетнева оправдался только наполовину: около 20 октября 1826 г. вышла II глава «Онегина»; по 1-е же января 1827 г. разошлось 500 экземпляров I главы, так что оставалось еще 750 экземпляров.

VI

Хотя Плетнев и потерпел некоторое фиаско в своей системе чрезмерного выколачивания денег, но отнюдь не пал духом, и оптимизм его был вполне искренен. Подкрепил ли его необычайный успех «Стихотворений», верил ли он вообще безоговорочно в Пушкина, – во всяком случае,