Ким Сен - В водовороте века. Мемуары. Том 1 Страница 55

В целях преодолеть эту трудность, с которой столкнулось движение по объединению, мой отец решил привлечь в эту работу ветеранов движения за независимость. Первым кандидатом на это был назван Рян Ги Тхак. Было нелегким делом привести из Сеула в Южную Маньчжурию этого человека, находившегося под надзором врага. После глубокого раздумья отец поручил это задание Ли Гван Рин и послал ее в Сеул с письмом этому ветерану.

Рян Ги Тхак пользовался большим влиянием среди националистов. Он родился в семье филолога в Пхеньяне. Давно он прилагал огромные усилия к воспитанию масс в духе антияпонской борьбы и независимости, проводя патриотическую деятельность на страницах газет и педагогическую работу. Он был известен тем, что составил первый в Корее «Корейско-английский словарь» и руководил движением за погашение японских кредитов. Он много лет сидел в тюрьме по «делу 105-ти», был причастен и к обществу Синминхвэ (Общество нового народа — ред.), Шанхайскому временному правительству (член Государственного совета), Революционной партии Корё (председатель). Он вместе с О Дон Чжином создал также Чоньибу. С учетом такой истории деятельности участники движения за независимость уважали его независимо от своей принадлежности к группировке.

Ли Гван Рин, прибывшая в Сеул, была схвачена сыщиками и брошена в камеру предварительного заключения Чонроского полицейского участка. Каждый день палачи подвергали ее жестоким пыткам — то вливали в ноздри воду с молотым красным перцем, то запускали бамбуковые иглы под ногти, то подвешивали к потолку, закрутив обе руки за спину. Иногда заставляли ее лежать на полу и, положив на ее лицо доску, давили на нее ногами. Пинали, били и топтали, требуя сказать, откуда она — из Китая или из России, и с какой целью явилась сюда. Наконец налепили на обе ноги зольное тесто и, облив его керосином, поджигали его, угрожая сжечь ее.

Но Ли Гван Рин не сдалась и упорно протестовала:

— Я безработная и брожу в поисках работы. Пришла в Сеул работать домашней портнихой или няней у какого-нибудь богача. Зачем вы так мучите ни в чем не повинного человека?..

Ли Гван Рин так настойчиво сопротивлялась, что полиция была вынуждена выпустить ее на волю через месяц.

Но она не могла даже передвигаться. В конце концов, собрав остаток сил, вернулась в Синцзин вместе с Рян Ги Тхаком.

По прибытии в Синцзин она слегла из-за последствий тяжких пыток. Коллеги, ухаживавшие за ней, пригласили старого доктора для осмотра, когда болезнь не только не отступала, но еще и усиливалась. Доктор пощупал пульс и установил вздорный диагноз, что она беременна. Может быть, это была ирония старого доктора, который вздумал вдруг пошутить с известной красавицей.

Ли Гван Рин, ошеломленная, упрекнула доктора, что он говорит вздор. Но он повторил, что она беременна. Не успел он и слова сказать, как она бросила в него деревянную подушку, на которую клала голову, и закричала:

— Ты, проклятый, зачем так глумишься над молодой женщиной, что не вышла даже замуж и воюет с ружьем в руках, участвуя в движении за независимость! Какая тебе польза от оскорбления меня? А ну, скажи еще раз!

Перепуганный доктор убежал, не успев даже надеть обувь…

Мой отец ценил такую дерзновенность Ли Гван Рин и давал ей много важных заданий. Она справлялась с любым его поручением. По заданиям моего отца она ходила в Пхеньян и Сеул, выполняла срочные задания по обеспечению связи, вела просветительную работу среди женщин.

Когда мой отец работал внутри страны, Ли Гван Рин сопровождала его для охраны и оказания помощи. Она преодолевала пешком десятки тысяч ли. Ходила в Ичжу, Сакчжу, Чхосан, Канге, Пектон, Хвэрен и другие северные пограничные районы, в Цзяньдао, а также в Сунан, Кандон, Ынрюр, Чэрен, Хэчжу и другие западные районы Кореи, даже в провинцию Кенсан. Почти не было такого места, куда не ступала бы ее нога.

В ту пору Ли Гван Рин была первой корейской девушкой, которая переходила через гору Пэкту.

Так в свою золотую молодость, которую люди хотят проводить наиболее благословенно в своей жизни, она под дождем и снегом на чужбине служила в армии, выполняя непосильную для женщин задачу.

У меня щемило в груди, когда я видел, как мучится из-за идущего к закату движения за независимость эта женщина, которая со всей яростью развернула энергичную деятельность везде и всюду в тревожном мире, заткнув за пояс два пистолета и горя пламенным чувством патриотизма.

Когда я начал готовиться к отъезду в Гирин, Ли Гван Рин сказала, что она тоже, как я, впредь будет делать что-то в Гирине. Но она не смогла осуществить это свое решение…

Учась в Гирине, я видел ее два-три раза в доме Сон Чжон До. Она попросила меня рассказывать о современном положении, и я долго говорил ей о перспективах революции нашей страны. Она сказала, что ей нравится наш метод работы, но по-прежнему не могла вырваться из рамок Чоньибу. Ли Гван Рин относилась к кругу левых националистов, она одобряла коммунизм, но не могла поддерживать его своими действиями.

Видя образ Ли Гван Рин, мучащейся перед лицом отмирания националистического движения, я испытывал жгучую боль в сердце. В националистическом лагере было немало таких патриотов, как Ли Гван Рин, которые посвящали всего себя движению за независимость, жертвуя своей личной жизнью. Но даже такая женщина, как Ли Гван Рин, которая имела твердую волю и беззаветную преданность своему делу, не знала, как быть, потому что не было верного руководителя. Союз свержения империализма делал только что первый шаг, поэтому она не могла присоединиться и к линии нашего движения.

Я видел, как терзается без духовной опоры Ли Гван Рин, которой так доверял и которую воспитывал с такой теплотой мой отец, и жаловался на отсутствие в национально-освободительном движении настоящего руководства, призванного сплотить воедино все патриотические силы Кореи и вести их за собой.

Мучения Ли Гван Рин послужили мне толчком, и я глубоко осознал, что мы, представители нового поколения должны воспрянуть духом во имя революции. «И для таких патриотов, как Ли Гван Рин, которые еще блуждают, не имея верного компаса, мы должны как можно скорее проложить новый путь, соответствующий чаяниям всего народа, и тем самым приблизить новую эпоху революции, когда все борцы, стремящиеся к независимости страны, смогут продвигаться вперед по единому руслу», — решил я.

С этой решимостью я и форсировал подготовку к отъезду в Гирин.

В течение полувека после последней встречи с Ли Гван Рин в Гирине я непрерывно продолжал искать ее.

Когда мы боролись в Восточной Маньчжурии, организовав партизанский отряд, в его рядах было немало женщин в возрасте около 20 лет. Видя мужественный облик этих женщин, которые открывают новую страницу истории национально-освободительной борьбы с такой же несгибаемой волей и боевым духом, какие и у мужчин, я рисовал перед глазами образ Ли Гван Рин — героини Армии независимости. Было очень досадно, что я не знал, где и что она делает. Пытался я узнать о ней по разным каналам, но никак не мог уточнить ее дальнейшую судьбу.