Александра Богданович - Три последних самодержца Страница 55

13 мая.

Куломзин долго говорил с Е. В. Оба сожалели, что дано 10 млн. руб. беспутному Анненкову на общественные работы, что в Казанской губ. он вырубил столько леса, который за полцены продавал лесопродавцу, что это понизило цену на лес, заработок дало малый, а убыток большой; элеваторы воздвигаются в таких местах, где они совсем не нужны, и т. п. Про Витте Куломзин сказал, что это такой самодур, что совестно признать, что у нас такой министр.

21 мая.

Смирнов уходит за темные дела в Синоде: по бракоразводным делам за него получает взятки Камчатов и делится с ним, Смирновым.

17 октября.

Сегодня был Назаревский. Говорили про московские порядки, что Власовский совсем под башмаком у Алексеева (городской голова), вместе кутят у Омопа, часто оттуда уезжают пьяные. Однажды коляска Алексеева уехала, стояла одна коляска Власовского. С большим трудом кое-как они туда поместились (Алексеев страшно толст), оба пьяные, посадили себе на колени по француженке и так и уехали. Полиция тут стояла, все видела и отдавала честь Власовскому. До такого безобразия, кажется, ни один полицмейстер не доходил.

20 октября.

Про Исидора митрополит Леонтий сказал, что он подпал под влияние женщин: сперва Селезнева, потом Егорова, а теперь была жидовка Деккер*, которая его обманывала, занималась гешефтами. Леонтий говорил об этом Исидору, но получал ответ: «Дай мне умереть».

Назаревский говорил про митрополита Леонтия, что он по вечерам выпивает, часто случается, что и с гостями, ему близкими, это делается, поэтому редко кто из посторонних бывает у него принят вечером. В таких случаях гостям всегда отвечают, что владыка в молельне.

(* — дальше, на стр. 179, о «жидовке«…Деккер — вдова, перешедшая в православие лютеранка, которая выпрашивала у митрополита деньги и всякое, даже нехорошее дело проводила у него с успехом…; ldn-knigi)

1 ноября.

Куломзин сказал, что Кривошеин за свое место заплатил Дурново 100 тыс. руб.

2 ноября.

Из всех петербургских разговоров выносишь тяжелое впечатление. Особенно это ярко заметно теперь. Все чувствуют, что неправильно ведется дело, что назначения на высшие места не заслуживают критики. В Мещерском, в его «Гражданине» видят силу; все знают, что за грязная личность этот князь, все волнуются, что нет человека открыть глаза царю, который принимает его и беседует с ним. Суворин, не зная, на кого опереться, берет в советчики Победоносцева, врага Мещерского, утерявшего свой прежний престиж у царя ради дружбы с Плевако и гешефтов с ним в деле наследства Медынцевой. Она по завещанию оставила на богоугодные дела 400 тыс. руб., которые прошли только через руки, скорее в руки, Победоносцева, и никто их не видал. Добрые люди об этом рассказали царю.

7 ноября.

Романченко сегодня много рассказывал про Ливадию, про жизнь там покойного государя. Однажды возвращался он, Романченко, в Ливадию домой. У дворца наследника он увидел карету и узнал в ней карету Юрьевской. Первой заботой его было не попасться навстречу государю, свидания которого с Юрьевской происходили в квартире Рылеева, рядом с квартирой Романченко. Он быстро пошел тропинкой. Вдруг навстречу ему собака государя, Милорд. Он оторопел. Первая мысль его была спрятаться, так как собака залаяла, но куда спрятаться? Он бросился в кусты, где ему пришлось просидеть минут 5. В это время царь с Юрьевской прошли мимо и царь сказал: «Крепче опирайся на мою руку». Свидания царя с Юрьевской происходили ежедневно по вечерам, когда садились во дворце играть в карты с пятым. Государь играл один робер, затем был всегда выходной. Тогда он отправлялся в квартиру Рылеева, где его встречал лакей Рылеева, Александр, а затем сидел с Юрьевской. Им подавали вино, фрукты, холодный ужин. Он ее провожал до кареты и возвращался, а тем временем его партнеры все играли без него.

А. А. Кавелин рассказывал, что, когда он был таврическим губернатором, царь часто посещал южный берег и никогда в то время не было покушения. Тотлебен это поставил ему в вину, заподозрив его в сношениях с нигилистами, — будто он нигилист, и потому они его берегут.

9 ноября.

Долго сидел сегодня секретарь покойного митрополита Николаевский. Он говорил, что печально было смотреть на митрополита в последнее время. В последнее время была у него какая-то Деккер, которая проводила у него вторник вечер. Остальное время с ним ежедневно переписывалась. Переписка шла через лакея Ивана. Деккер — вдова, перешедшая в православие лютеранка, которая выпрашивала у митрополита деньги и всякое, даже нехорошее дело проводила у него с успехом.

10 декабря.

Рассказывал Анастасьев, как на Георгиевском празднике в ожидании выхода стояли члены Гос. совета, министры и т. д. Двинулся выход и, проходя мимо них, вел. кн. Алексей Александрович, смотря на них, выпалил: «Вот вы, трусы, должны стоять на месте, а мы, храбрые, идем вперед» (у него Георгий 4-й степени, за что — неизвестно). Бестактно сказано.

23 декабря.

Верочка Мокринская рассказала подробности про вел. кн. Николая Николаевича, как его maitresse (Любовница (франц.).) Буренина подъехала к его матери Александре Петровне, дала ей денег, а за деньги та все сделает. Она написала письмо царю, в котором просит согласия царя на брак сына с Бурениной. Ввиду просьбы матери царь согласился, сказав сыну, что только брак он будет игнорировать и что у нее не будет никакого положения. Свадьбу решили в тамбовской деревне. Но перед отъездом Буренина потребовала, чтобы вел. кн. узнал, каково будет ее положение. Он поехал к Воронцову, тот доложил царю, который рассердился и запретил ему жениться. При этом царь сказал, что он в родстве со всеми европейскими дворами, а с Гостиным двором еще не был.

24 декабря.

Коломнин говорил, что получают депеши из Парижа, что Моренгейм замешан в панамском деле, что получил деньги через Флокэ. Цензура это зачеркивает. Вообще панамское дело сильно разгорается и заденет еще немало лиц.

25 декабря.

У Е. В. сидел полицмейстер Есипов. Хвалил Валя, про Грессера говорил, что был очень бездушный и что никогда не было такого взяточничества, как при нем. Он присутствовал при вскрытии тела Грессера, у которого была такая натура, что он мог бы прожить десятки лет, что другой с его болезнью не прожил бы и двух дней, а он пять прожил. По всему видно, что полиция довольна, что от Грессера избавились. Говорили нам, что одного человека за резкие выражения в прошениях он посадил в сумасшедший дом. Вот что теперь открывается!