Лидия Герман - Немка Страница 56

Вдруг сильным порывом ветра что-то прибило к моим ногам, к голенищам валенок, но я всё равно почувствовала, что это что-то очень гибкое, тёплое и живое было. Вне себя от радости, я присела немного. Это была лиса, живая лиса, такая красивая, но маленькая. Всей силой она хотела от меня оторваться, потому наверное, что я хотела взять её на руки… Но новый мощный порыв ветра с другой стороны — и не стало моей бедной лисички. Куда её понес теперь этот шквал? Я не могла определить, в какую сторону рвануло её от меня. И мне надо туда, и я крутилась на месте, пока не решила — только туда. Я теперь знаю, что я не одна, что есть еще лиса… Такая маленькая, а как еще борется… а я уже было раскисла. Теперь нет, собраться только духом и идти, пока… И я шла туда. Лиса не выходила из головы. Еще в Мариентале в первом классе мы пели песню:

Fuchs, du hast die Gans gestohlenGib sie wieder her, gib sie wieder her,Sonst wird dich der Jäger holenmit dem Schießgewehr.Sonst wird dich der Jäger holenmit dem Schießgewehr.

В немецком языке лиса — мужского пола — der Fuchs. А моя лисонька не украла гуся, как в песне, убеждала я себя, и чувство, что лиса моя где-то со мной рядом, не покидало меня.

Потом я вдруг упала. Лицом в мягкий снег. Как хорошо… «Небесный покой», пронеслось в голове. Но в снегу не так-то просто дышать, подняла голову и почувствовала, что мои ноги лежат выше, чем голова, и они упираются обо что-то твёрдое. Мгновенно я повернулась и потянулась за этим твёрдым. Это была жердь! Жердь от изгороди, какими в Кучуке огорожены многие дворы. Jesus und Maria — я как будто услышала голос моей матери. Обхватив обеими руками эту жердь, я подвинулась по ней влево, но она ушла в снежный сугроб, правда, небольшой, и я его разгребла руками и добралась до угла рубленого дома! Спасибо тебе, Боженька! Gelobt sei Jesus Christus.

Ощупью двумя руками вдоль стены, добралась до следующего угла, на третьей стене увидела едва освещенное окно. На мой стук никто не отреагировал. Поднялась на крытое крыльцо в две ступени, постучала, как могла громко в дверь, заскрипела внутренняя дверь, последовал вопрос: «Кто там?» — «Откройте, пожалуйста, я из Кучука иду, заблудилась, хочу только спросить, куда я пришла». Послышалось, как вынимался засов, открывались крючки. В дверях стояла женщина в валенках, в накинутом на плечи большом платке. Увидев меня, перекрестилась, сказала, что я в Родино пришла, что если бы я чуть левее еще отклонилась, то ушла бы дальше в степь и уже ни до куда не дошла бы. Поманила рукой: «Заходи, у нас переночуешь».

Я объяснила коротко, что мне утром в школу, и где я живу. Оказалось, что её дом совсем недавно построен, он стоит на самой окраине села как последний дом улицы Советской. Эта улица пересекает главную улицу имени Ленина в центре Родино, почти рядом с моим жильем, но до центра надо еще шагать километра три. Это ничего, это я запросто преодолею, в селе буран не такой уж страшный.

Женщина быстро оделась и проводила меня до следующего дома этой улицы, а оттуда дома уже близко следовали друг за другом. Распрощавшись со своей благодетельницей, окрыленная радостью выпавшего мне счастья, я быстро дошла до дома. Буран так же бушевал, вынуждал меня то приседать, то прислониться к стене какого-нибудь дома, но мне было всё ни по чем, я дошла. Саша еще не спала, и Сашина мать тоже была здесь. Она нередко приходила, помогала Саше при стирке, готовила пищу и оставалась ночевать. Сейчас она помогла мне раздеться, громко причитая при этом. А мне хотелось только спать. Было пол-одиннадцатого вечера. На следующее утро пришли только несколько человек на уроки, так как буран ни малейшим образом не ослабел. После второго урока нас отпустили по домам. Как я и ожидала, Саша хотела всё знать о моём буранном происшествии.

— Всё хорошо, что хорошо кончается, сказала она, когда закончила я рассказ.

— Саша, пожалуйста, никому не говорите об этом, и с моими домашними, и вообще никому не говорите об этом. Ничего же не произошло.

Она собиралась идти на работу. Хотя в такой буран в младших классах уроки отменялись совсем, но учителя должны были являться.

Когда она вернулась, я сидела за столом и читала. Она подвинула табурет к моему и села рядом со мной.

— Послушай-ка. Один из комендантов приходил сегодня в школу.

Я вздрогнула, даже не подумала, что мне надо было отметиться.

— Нет, нет, сказала Саша, дело не в этом. Твоя мать была сегодня в вашем сельсовете и со слезами, как могла, объяснила, что её Лида вчера при таком буране ушла в Родино, и она не знает, дошла ли она вообще… и плачет горькими слезами. Председатель сельсовета пытался в школу позвонить, не подумалось, тогда он отважился позвонить в НКВД. Поэтому комендант появился в школе, он хотел только узнать, была ли ты в школе. Учитель математики Роман Васильевич подтвердил, что ты была на уроке.

Я представляла себе мою маму — как она смогла при таком беснующемся шторме пройти в сельсовет через этот глубокий ров? И я сравнила её с моей маленькой лисой. Ах, мама, мама! И с твоим русским ты смогла выразить свои заботы.

Впоследствии я узнала, что моя мама просидела в сельсовете до тех пор, пока не позвонили из Родино, что её дочь была в школе. После этого она опять пошла через ярок домой.

На следующее воскресенье проходили выборы в Верховный Совет. Согласно конституции, каждый гражданин Советского Союза, достигший совершеннолетия, то есть 18-летнего возраста, имел право голоса. Мы, немцы, не имели такого права, но я имела право развлекать всех имеющих право голоса так же, как учитель Клементий Варфоломеевич Роор со своими сыновьями имел право занимать и доставлять удовольствие всем советским гражданам. В те времена я не рассуждала даже с малейшей колкостью об этом, скорее, я была склонна доставлять людям ка-кую-то радость и сама радовалась этому.

В день выборов мы, участники школьной художественной самодеятельности, собрались в 8:30 в учительской, расположенной напротив боковой двери на сцену. Программа выступлений нашей школы и ещё одной концертной группы из села была вывешена в прихожей у входа в школу. В зале все сидячие места (на длинных скамейках) были уже заняты. Представление началось с выступления школьного хора под руководством учителя Роора.

Публика собиралась, никто из проголосовавших, казалось, не собирался покидать зал. Все мостились на всё плотнее усаженные скамейки.

После хора выступала наша театральная группа. Сначала мы показали отрывок из «Молодой гвардии», где я играла отважную и весёлую Любу Шевцову, что-то было ещё, и в последнюю очередь — «Юность отцов».