Павел Федоров - В Августовских лесах Страница 56

- Вы сам и доктор, оказывается! - улыбаясь, заметил Иван.

- Доктор не доктор, а в тайге приходилось сызмальства. На охоте всякое бывает. То медведь подерет, то рысь или волка живого из капкана достаешь, ну и хватит за руку.

- Зачем живого? - с удивлением посматривая на этого могучего, из далеких краев человека, спросил Магницкий.

- Просто так, ребятам для потехи.

- Вон вы какие там, в Сибири. Давай-ка, брат, перекусим. Надо сил набираться.

- Правильно, мне сейчас сил много нужно. Отдохну маленько и дальше пойду. Закусить, конечно, не мешает.

Магницкий открыл чемодан и достал еду. Оба стали есть.

- Что бы вы сейчас ели, если б меня не встретили? - спросил Иван.

- Ничего бы не ел, спать бы лег. А когда проснулся бы, что-нибудь придумал. Мне только отдохнуть. Оружие со мной, - уверенно сказал Бражников.

В стороне все еще продолжался бой. Орудийная и пулеметная стрельба то утихала, то вновь возобновлялась с яростной силой.

- Слышите, как бьются наши? - сказал Максим.

- Конечно, слышу. Там с самого утра наши батарейцы бьются...

- Маленько оправлюсь, по лесам пойдем своих искать, партизанить будем. Вот сегодня фашисты напали - ихняя взяла... Но подождите - это только начало! Вот только руки мои!.. Э-эх! - Максим попытался пошевелить руками и болезненно сморщился.

- Ничего, товарищ Бражников, я вам помогу. Вечером думаю пробраться в Гусарское, разузнать, что делается там. Продуктов захвачу, может, какое лекарство найду. У меня жинка запасливая. Сейчас мы отсюда уйдем. Я тут знаю такие места, что сам дьявол не разыщет. Будет у нас и рыба и дичь.

Покончив с завтраком, Иван повел Бражникова в глубину леса, к озеру. Но далеко пройти Максим не смог; после трех километров он свалился около тропинки на мох и впал в забытье. Иван Магницкий втащил его в густую заросль, устроил постель из еловых лап, укрыл своим пиджаком и сверху забросал хворостом. В сумерках Магницкий отправился в Вулько-Гусарское.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Рано утром, услышав тяжелый гул артиллерийской стрельбы, Франчишка Игнатьевна проснулась. Вскочив с кровати, она подбежала к окошку. Но оно выходило в сад Седлецких, и увидеть оттуда много было нельзя. Вернувшись к кровати и сдернув с Осипа Петровича одеяло, Франчишка крикнула:

- Осип! Ну, вставай же ты, Осип! Слышишь, что творится?

- А что такое случилось? - спросонья испуганным голосом спросил Осип Петрович.

- Да поднимись же, Езус-Мария! Как будто я генерал и могу знать, почему стреляют! Тебе лучше знать, ты старый солдат!

- Может, какое учение? - кряхтя и почесывая спину, ответил Осип.

- От такого чертова учения хата развалится и окна повылетают. Потом Франчишка замазку добывай да вставляй. Нехай оно пропадет, такое учение. Ось, ось, матка бозка!

Франчишка Игнатьевна присела на край постели и от страха подпрыгивала вместе с деревянной кроватью. А тут на нее напала еще икота, которая не давала ей покоя и вывела Осипа Петровича из терпения.

- Ось як! Гык!.. Совсем с ума посвихнулись! Гык!

- Перестань ты в ухо гыкать! - прикрикнул Осип.

- Что я, сама гыкала? У меня тут в печенках гыкает! Тут так загыкаешь, глаза выскочат!

- В ухо уж встряло, а ты гык, гык! Помолчала бы трохи...

- Чем ворчать-то, как старый домовой, встал бы да пошел, да узнал бы, да жену успокоил, как это хорошие муженьки делают. Небось на Клавдию Федоровну муж так не ворчит, коли она в другой раз и заикает...

- На черта мне такое узнавание! Вот напустилась спозаранку! Як будто я сам из пушек палю и ей спать не даю. Сама над ухом палит, як из пары добрых пистолей. Говорю, военное учение, хочешь - слухай, хочешь - нет!

- От петуха яйца не дождешься, так и от тебя доброго слова!

- Я уже все добрые слова, какие у меня были, давно повысказал. Нет у меня добрых слов для такой трещалки. - Осип Петрович повернулся на другой бок и потянул на себя одеяло.

Как ни страшно было выходить Франчишке Игнатьевне, но утерпеть не было никакой возможности, тем более она услышала, что проснулись и захлопали дверями соседи, с улицы доносился громкий разговор. Франчишка Игнатьевна торопливо накинула на плечи платок, выскользнула в сени, а затем, осторожно ступая, маленькими шагами вышла на улицу.

Гул стрельбы ни на секунду не умолкал. Возле дома Юзефа Михальского толпились люди. У крыльца, одетый в полувоенную форму, рядом с громко разговаривающим отцом стоял Владислав и курил папиросу.

- Мы этого давно ожидали. Германская армия такая, что завоевала всю Европу. Капут Советам! - возбужденно говорил Михальский.

Все молчали. Олесь Седлецкий стоял в сторонке, тревожно посматривал на небо и прислушивался к рокоту высоко летящих самолетов.

Мелкими шажками сбоку подходила Франчишка Игнатьевна, начиная понимать сущность разговора.

Со стороны пограничной заставы доносились густая пулеметная дробь и резкие хлопки одиночных выстрелов.

- На заставе уже бой, - поднявшись на верхнюю ступеньку крыльца, сказал Владислав, вглядываясь в сторону Новичей.

- Что там застава! - горячился его отец. - Через полчаса там одни кирпичики останутся. У меня недавно был один разговор с верным человеком... про германскую армию...

Владислав, быстро сойдя с крыльца вниз, дернул отца за руку и что-то шепнул ему на ухо.

Юзеф повернулся и злыми глазами уставился на Франчишку Игнатьевну.

- А тебе, босоножка, что здесь нужно? - стуча по земле палкой, крикнул Михальский.

Франчишка Игнатьевна сначала растерялась, опешила, но тут же оправилась и приняла оборонительную позу:

- Хай я буду босоножка, добре... А ты кто такий? Куркуль недобитый! Ты на меня палкой не махай, не махай! Я ж тебя все равно не испугаюсь. Тоже мне разгусачился! Вытянул шею, смотри, лопнет! Босоножка!

- Геть ты отсюдова, чертова баба! - Михальский поднял палку, но Владислав удержал его и попросил Франчишку Игнатьевну уйти от греха подальше.

Франчишка Игнатьевна, суля старому Михальскому кучу бесенят за пазуху, повернулась и собралась уходить. Но в эту самую минуту над головами толпившихся людей пролетел со свистом тяжелый снаряд и с грохотом разорвался в саду Михальских. С треском повалилась старая яблоня, на улицу упали комья земли. Оцепеневшая Франчишка Игнатьевна какое-то мгновение после разрыва снаряда постояла на месте, потом упала на землю, полежала, как она потом рассказывала, трошечки, ощупала коленки, они оказались целыми, вскочила и помчалась к своей хате.

Осип Петрович уже был одет, стоял у открытого окна и невозмутимо курил свою цигарку.

- Война, Осип, слышишь? Жинку твою чуть не загубили, - задыхаясь, проговорила Франчишка Игнатьевна. - Снова началась, проклятущая! Як меня вдарило, перевернуло несколько раз, як куриное перо, и через забор кинуло... Кажись, я уже на том свете побывала и назад возвернулась...