Виктор Степанов - Юрий Гагарин Страница 57

— Заседали три часа, а единого мнения нет, — говорил один из участников совещания. — Завтра докладывать в ЦК. Там всегда требуют ясности. Пусть горькой, но правды. И обстоятельности…

— Что же тут неясного, — отвечал другой ученый. — Создавать пилотируемый спутник преждевременно. Самый верный путь — автоматы. Ну, например, для начала крупный, в несколько тонн, автоматический спутник. Начинить его аппаратурой…

— Нет, вы только представьте, это же уму непостижимо, — поддерживает его другой. — Как можно решить задачу возвращения с орбиты? Ваш спутник с человеком в скорлупе будет мчаться со скоростью 29 тысяч километров в час… Это же двадцать пять скоростей звука! И затормозить его надо так, чтобы приземлялся в тысячу раз медленнее. Фантастика! Да любой студент вычислит, что при этом у лобовой части аппарата должна возникнуть плазма с температурой в шесть-десять тысяч градусов!.. Как отвести тепло, чтобы ваш пилот, извините, не изжарился?

— Ну, на этот счет, — перебивал его собеседник, — уже найдены методы… Вы, я вижу, не знакомы с работами Келдыша, Петрова, Авдуевского.

Королев, все время сосредоточенно слушавший, вмешался в спор.

— Способ возвращения, говорите? Их несколько. Обычные крылья — раз. Торможение авторотирующими винтами, как у вертолета, — два. Мы предлагаем баллистический спуск, без подъемной силы с парашютной системой посадки. Форма аппарата — шар. При входе в атмосферу под углом пять-шесть градусов перегрузки не более девяти-десяти. Они продлятся не более минуты, что для тренированного летчика вполне переносимо… Покажите товарищам схему, — обратился он к ожидавшим помощникам.

— Жюльверны вы все, — вроде бы смягчаясь, силился улыбнуться главный оппонент. — А космические частицы? Это же страшнее атомной бомбы! Микроскопические невидимки… Одна, только одна такая бомбочка, прошей она спутник, способна поразить более пятнадцати тысяч клеток! В результате — поражение нервной системы, изменение состава крови, рост злокачественных опухолей! Вы о человеке думаете или нет, хочу я вас спросить?

— Есть еще одно «но», — нервно прикурив от зажигалки, вмешалась женщина, как видно, биолог. — Мы об этом уже говорили, но Сергей Павлович почему-то замалчивает проблему. Позвольте спросить, а что мы знаем о невесомости? Фактически ничего. Те сорок секунд, в течение которых в самолетах всплывали наши… как это вам сказать… тренируемые, цирковой аттракцион, не более. Но длительная, рассчитанная на полет по орбите невесомость — это же тайна тайн! Человек миллионы лет был привязан к земле, жил в ее объятиях… И вдруг он теряет врожденное от природы ощущение! Что может статься с его хрупкой нервной системой? Я совершенно не исключаю, что в приливе новых, неведомых ощущений пилот может просто сойти с ума! Да, обезуметь! И вместо посадки, если ему будет доверено ручное управление, он улетит к Солнцу или куда-нибудь еще дальше в тартарары!

— Вы совершенно правы, — поддакнул ученый, — вон американцы… На своем «Меркурии» они планируют суборбитальный полет, невесомость в котором составит всего десять минут… Почему бы нам не пойти их путем?

— У нас разные орбиты, — многозначительно сказал Королев и повернулся к женщине: — Напрасно вы говорите, что я что-то замалчиваю. Я верю. Понимаете? Хотите, чтобы дал расписку? Пожалуйста. Состояние даже кратковременной невесомости, в котором пребывали наши летчики на самолетах, в пользу того, что ничего страшного в этом нет. Да, нервное напряжение будет велико и человек может на какое-то время растеряться. Но ему поможет автоматика! Если, разумеется, довести ее до совершенства… — Королев понизил голос: — И не правы те товарищи, которые считают, что мы должны идти за кем-то вослед. У нас свои головы на плечах, уважаемый коллега. Так же как абсолютно не могу согласиться, что первым космонавтом должен быть некий супермен с холодной кровью и железными, как у робота, нервами. Для первого полета нужно подобрать человека огромной нравственной чистоты, мужества, если хотите… настоящего патриота Родины. И мы найдем такого в нашем советском народе. Совершив подвиг, он предстанет перед всем миром во всей своей духовной и физической красоте, красоте именно советского человека. Думаю, что выбирать и готовить кандидатов в первый полет надо из летчиков…

…В кроватке завозилась, заплакала во сне Леночка. Опережая Валентину, Юрий вскочил из-за стола, подошел к девочке, подул осторожно на лобик в бисеринках пота — душновато было все-таки в комнате, а форточку открывать нельзя, простудится.

— Ложился бы, Юра, уже второй час, — сказала Валентина, и по совершенно бодрому ее голосу было ясно, что и она до сих пор не сомкнула глаз.

Юрий сделал вид, что собирается укладываться, но еще задержался за столом, только лампу прикрыл газетой. Не слишком ли он увлекся фантастикой? Только наладилась жизнь в северном гарнизоне, обещали квартиру, и опять тесная комнатенка. К чему он стремится? Не к яблокам же, нарисованным на обложке книжки — из оранжереи в космическом раю Циолковского?

Все-таки веселая история приключилась с теми учеными, что стартовали в Гималаях. Перегрузки при подъеме ракеты они перенесли благополучно, потому что находились в залитых жидкостью ящиках. Но вот вышли на орбиту, полет стабилизировался, и начались сплошные фантасмагории. Один не может понять, что с ним делается, не верит в свое движение, ни во что. Другому начало казаться, что сходит с ума и что он превратился не то в птицу, не то в рыбу. Все они не поймешь в каком положении: пятки сходятся с пятками, затылки с затылками… Всю утварь нужно привинчивать к стенкам. Но к чему стол, когда посуда не падает никуда? Все должно быть на привязи — и тарелки, и графины, и даже само кушание.

Но вот взглянули в окна, и многие отпрянули с восклицаниями. Больше всего привлекла их внимание Земля. Она имела сперва полную фазу, то есть была в полноземлии. Но ракета быстро мчалась к востоку, и фаза уменьшалась. Земля принимала понемногу вид огромной вогнутой Луны в ущербе. Юрий задремывал…

Что его разбудило? Скрип форточки? Вместе с полившимся в нее предутренним воздухом в комнату проникли звуки пробуждающегося аэродрома.

Случайно или не случайно, но их двухэтажный домик, в котором поселился первый отряд, стоял действительно на краю знаменитого бетонного «круга». Здесь, на бывшей Ходынке, 50 лет назад в стареньком сарайчике один из первых русских летчиков Б. И. Российский, запирал свой самолетик. А в 1918 году на этом аэродроме состоялся первый советский воздушный парад. Сохранился кинокадр: надвинув поглубже на лоб кепку, прищурясь не то от солнца, не то от какой-то очень веселой мысли, Владимир Ильич Ленин запрокинул голову вверх и весь как бы устремился восхищенным мечтательным взглядом к пролетающему аэроплану. Неуклюжий, тарахтевший словно по булыжной мостовой «фарман» казался чудом. Вот здесь ходили Жуковский, Ильюшин, Туполев, Поликарпов, Яковлев, Микоян, Лавочкин… Со взлетных полос Центрального аэродрома взлетали Громов, Коккинаки, Водопьянов… Да, и еще одна взаправдашняя легенда — здесь испытывал ракетопланер Сергей Павлович Королев. Нет, не могло быть простым совпадением, что первые космонавты начинали звездный путь на Центральном аэродроме имени М. В. Фрунзе. Да к тому же очень удобно — рядом Военно-воздушная академия имени Жуковского, по соседству спорткомплекс ЦСКА с плавательным бассейном. Учись не ленись.