Иван Ефимов - Не сотвори себе кумира Страница 57

Пол был начисто выломан. Вдоль всего барака, длимой около тридцати метров, стояло два ряда столбов, на которые опирались стропила. А от нар только на втором ярусе кое-где уцелели островки из досок. Все остальное было выломано, выдрано с мясом, с гвоздями и сожжено вместо дров.

Согласно расчетам лагерного начальства барак должен был вместить не менее трехсот человек, и в течении дня сюда прибывали новые и новые поселенцы из нашего эшелона.

– Дайте, братцы, погреться, костям отойти!- кричали закоченевшие новички, протискиваясь ближе к лиловым от жара печам и скидывая котомки.

– Что тут, Мамай прошел?- спрашивали другие, с удивлением оглядываясь. Иные же, измученные этапом, входили без всякого интереса и молча брели куда-нибудь в сторонку, устраиваясь кто как умел.

Ни на минуту не расставаясь со своим узелком, я пробрался к большой толпе, плотно окружавшей какого-то оратора. То был один из лагерных начальников.

– О чем он там балаболит?- спрашивали вновь подходившие.

– Тише, братцы,- осадил один из слушателей.- Дайте сказать человеку! Объясняет же!

– Эй, начальничек, когда хряпать будем?- крикнул кто-то из блатарей.

– Повторяю,- усилил голос лагерный служака,- здесь до вас была доходиловка…

– А что это такое за учреждение?

– Доходиловкой в лагерях называют зэков, дошедших до полного истощения от голодного безделья. В этом бараке до вас жили сотни полторы уголовников. На работу они не выходили, а если и удавалось вывести их на трассу, то все равно весь день сидели у костров или делали вид, что работают. Воровать им здесь было не у кого и нечего, харч варился неважнецкий, отощали и обленились настолько, что не хотели даже дров себе приготовить. Вот и обломали все нары и сожгли их в печках,

– А на что же начальство смотрело?- спросил кто-то сердито и требовательно.- Почему не реагировало?

– А как тут усмотришь? Не сидеть же начальству вместе с жульем в бараке?! Да и какой толк стеречь, если люди у самих себя тащат? Наказывали, конечно, в карцере их всегда было полно, а результат все тот же… Нет, таких ничем не перевоспитаешь.

– И в соседнем бараке такие вот жили?

– Жили и там. Тоже все поломали.

– Куда же их подевали?

– А по-разному… Кого в штрафную колонну, кого – в санчасть.

Многое из рассказанного лагерным работником для нас уже не было новым. О быте и нравах лагерей мы понаслышались и в тюрьме, и в «пересылке» от бывалых лагерников. Но их рассказы воспринимались тогда с недоверием, что вполне естественно: абсолютное большинство арестованных в 1937 году были люди морально здоровые и совсем незнакомые с жизнью преступного мира, с жизнью лагерей, их обычаями и традициями, унаследованными от далекого прошлого. Мы были «фраерами», зелеными новичками, которых даже малоопытному воришке ничего не стоило обчистить.

Да и откуда нам было знать о тюрьмах и лагерях? Из газет? Но что печатали газеты о местах заключения? Что там идет «перековка» преступников, что там трудовые колонии, где царят дисциплина, порядок, чистота и культура. Где трудовой порыв сочетается и переплетается с культурным отдыхом и обучением.

Иногда показывали нам этот лубочный мир со сцены, с экранов кинотеатров. Кто не помнит веселого, перевоспитанного за один месяц бандита Костю-Капитана из комедии Погодина «Аристократы»? В те же годы на ту же тему прошумела и картина «Путевка в жизнь», настолько же фальшивая, как и «Аристократы».

Как ни горестно в этом признаваться, но здесь, в центре крупнейшего из лагерей – Бамлаге, занимавшем территорию от Байкала до Амура, мы увидели каторжный мир Сибири почти таким же, если не хуже, каким он был некогда описан Достоевским и Чеховым. Неужели этот ад был специально создан только для нас, «врагов народа»? Нет, в один год такого не создашь. То, что мы видели и испытали в те годы, не могло возникнуть сразу, а вводилось и узаконивалось много лет. Бараки уже почернели от времени и осели в землю, а доски на нарах заметно поизносились от трения тысяч человеческих тел…

– Ну а мы что же, так здесь на земле и будем валяться, тоже «доходить»?- послышался чей-то резонный вопрос…

– Зачем же на земле? Из первой вашей партии уже образована строительная бригада. Сейчас она в зоне готовит доски для нар, и дня через два у всех будут плацкартные места. Ну а пока придется как-нибудь…

И верно, в дверь, а также через выбитое окно уже забрасывались двухметровые доски. Снаружи кто-то кричал: «А ну, поберегись!» Или: «Хватит филонить, принимай кровать!»

В бараке началась строительная суета.

– А вы кто будете, как вас звать-величать?- спросил кто-то у красноречивого администратора.

– Я помощник начальника колонны по бытовым вопросам. Помпобыт, как именуется здесь эта должность.

Моя фамилия Хобенко, я тоже из заключенных, из числа расконвоированных.

– Объясните нам, что такое колонна?

– Колонной в наших лагерях называется первичная, то есть низовая, хозяйственная единица Бамлага, подчиненная Амазарскому отделению. Все колонны находятся на хозрасчете, но наша пока является карантинной для вновь прибывающих. Вы здесь пройдете санобработку и отдохнете несколько дней после этапа. Потом вас будут направлять в другие колонны.

Из толпы наперебой закричали:

– Покантуемся вволю!

– Вот поднагуляем мяса, грудинки и окорочков .

– Да уж тут накормят…

– Всем хватит и вошкам останется!

– Каждая колонна, кроме нашей,- деловито продолжал Хобенко, уловив паузу между возгласами,- имеет подрядный договор с железной дорогой на определенные строительные работы…

– Ша, довольно про работу травить! Ты скажи лучше, когда нам дадут похавать!- громко крикнули от печки.

Этот резонный вопрос был встречен одобрительным гулом.

– Да, как относительно питания?- переспросил чей-то вежливый голос из глубины все разбухающей толпы.

– Скоро накормят,- ответил Хобенко.- Сейчас на кухне за зоной для вас варят юбилейную баланду, а через часок будет калорийный обед из одного блюда…

– А ужин?

– Ужин вам не нужен,- дружески улыбнулся докладчик.

Вопросы были исчерпаны, живой круг распался, и помпобыт направился к соседнему бараку.

В неумолчном шуме и гомоне, свойственном всякому бездеятельному обществу, все усиливались новые звуки: стук молотков, сочные удары топора, стальной звон поперечных пил. Чуткие ноздри ощутили приятный аромат свежей сосновой смолы, благоухание целебной лиственницы, хвоя которой спасала тысячи сибиряков от опасной цинги, спасала впоследствии и нас.

В бараках началось созидательное благоустройство.