Клод Дюфрен - Мария Каллас Страница 57

Второй жертвой едва не стала сама Каллас. Когда один несчастный доброволец взял на себя труд объявить зрителям, что они могут расходиться по домам, поднялся невообразимый шум и гам. Все эти люди, собравшиеся, чтобы восторженно аплодировать Каллас, теперь были готовы предать ее анафеме. Сотни разгневанных любителей оперы осадили служебный выход, предназначенный для артистов. Их злобные выкрики доносились до гримерной Марии. Супруги Менегини вместе с Максвелл оказались в западне, и спасти их могло только чудо! Между зданием оперного театра и отелем «Квиринал» имелся тайный подземный ход, которым и воспользовалась эта троица, чтобы избежать столкновения с разъяренной толпой. Это бегство было похоже на мелодраму из криминальной бульварной литературы… Видимо, так уж Каллас было предначертано судьбой, что трагедийные события в ее жизни то и дело соседствовали с комедийными.

Если не удалась физическая расправа над оперной дивой, то уже на следующий же день итальянская пресса начала уничтожать ее морально на страницах газет! Вот только некоторые цитаты из статей:

«Никакой талант, никакая слава не может оправдать подобное поведение», — писала «Мессаджеро».

«Эль Джорно» пошла еще дальше: «Эта артистка второго мира, итальянка по мужу, жительница Милана по причине неоправданных восторгов некоторой части публики «Ла Скала», интернационалистка из-за опасной дружбы с Эльзой Максвелл, на протяжении нескольких лет слишком многое себе позволяет. Последний эпизод показывает, что Мария Менегини-Каллас — актриса со вздорным характером, не имеющая представления об элементарной дисциплине и корректном поведении».

Переменчивость толпы… Неблагодарность публики…

Не прошло и дня, как любовь сменилась на ненависть. Еще вчера ее называли национальным достоянием, а сегодня уже звали чужестранкой…

Можно сказать, что по полуострову пронесся циклон. День за днем в Италии только и говорили, что о случившемся, словно была попрана национальная честь. Дело дошло до того, что в парламенте какой-то депутат выступил с идиотским предложением квалифицировать поступок Марии как «покушение на государственное достоинство Италии»! Если вспомнить о событиях всего лишь пятнадцатилетней давности, когда фашистские полчища оккупировали греческую территорию, то становится понятно, что для итальянцев греки являлись людьми второго сорта!

Контракт певицы с оперным театром предусматривал еще три представления «Нормы». Однако дирекция театра аннулировала договор. Своим указом префект Рима запретил Марии появляться в театре. Несчастье с Каллас получило настолько широкую огласку, что слухи о нем вышли за пределы Италии и «просочились» во французскую прессу.

Марии не оставалось ничего другого, как принять единственное решение: спасаться бегством. Ее отъезд представлял собой весьма эффектное зрелище. Похожая на греческую статую, изображающую скорбь, в черном костюме, который подчеркивал стройность фигуры, и, конечно, с любимой собачкой по кличке Той на руках, она спустилась по лестнице в холл отеля «Квиринал», где собрались десятки газетных репортеров и фотографов. Песик, словно сопереживая хозяйке, окидывал присутствовавших строгим взглядом… Для полной картины не хватало только Эльзы Максвелл. Следует заметить, что ее присутствие могло быть не так истолковано прессой, а бойкость языка — привести к новым крупным неприятностям. С Эльзой попрощались и отправили восвояси заранее. После отъезда Марии из Рима дирекция оперного театра потребовала у нее через суд 3 миллиона лир, чтобы компенсировать свои потери и расходы на гостиницу. Впрочем, певица выиграла этот процесс. Супруги Менегини даже в самых расстроенных чувствах никогда не забывали о том, что деньги счет любят…

И, конечно, первым тыловым рубежом супруги выбрали дом на улице Буонарроти. Однако они не задержались в нем надолго. До Милана уже докатилось эхо римского торнадо с его губительными последствиями. Верным поклонникам примадонны с трудом удавалось сдерживать атаку недоброжелателей, готовых разорвать на части их кумира. Где же Марии было искать утешения, в котором она так нуждалась? Конечно, в Париже! В спасительном пристанище для всех потерпевших крушение на промежуточной станции по дороге в Америку. В Париже, где она провела всего только четыре часа. Зато этих нескольких часов хватило, чтобы древний город открыл ей свои объятия и покорил ее сердце. Отнюдь не случайно Мария остановила свой выбор на Париже, чтобы скрыться от чужих глаз и праздного любопытства.

Стоило певице войти в салон самолета, летевшего в Париж, как ее забросали вопросами журналисты. Однако они улыбались и расспрашивали ее без агрессивности, свойственной их американским или итальянским коллегам по перу. Мария была взволнована и смущена. С этого момента она летела в Париж в приподнятом настроении: она ощущала себя средневековой королевой во время шествия в четверг на третьей неделе Великого поста.

Я просматриваю фотографии, снятые во время ее короткого пребывания в Париже. За обедом в ресторане «У Максима» я вижу Каллас, которой был к лицу строгий черный костюм, а прелестный бархатный берет делал ее намного моложе. На спокойном лице певицы не осталось и следа от пережитых накануне волнений. Она ела с заметным аппетитом и не скрывала, что получала удовольствие от еды. Проще всего заглянуть в номер «Франс суар» от 18 января, чтобы получить полное представление о ее парижском времяпрепровождении.

«16.15. Орли. Самолет только что приземлился. Стоявшая на трапе статуя, закутанная в белую норку, одаривает Францию своей первой улыбкой. Это и есть самая великая в мире оперная дива. Мария Менегини-Каллас, сопрано, вызвавшее гнев Рима. Посланник французского кино Жан Клод Паскаль прибыл, чтобы вручить ее любимые цветы: орхидеи.

16.40. На первом этаже зала для особо почетных гостей статуя оживает: у нее огромные черные глаза, подведенные тушью бирюзового цвета, ярко-красные губы и романтическая бледность лица.

18.15. Отель «Крийон»; номер 12, второй этаж. Мария Каллас подходит к окну, выходящему на площадь Согласия. «О, как прекрасно, как прекрасно!» — восклицает она по-итальянски. Затем переходит на французский язык с легким итальянским акцентом. Прижимая к себе собачку, которую привезла с собой, несмотря на запрет, она произносит:

— Это стоит того, чтобы устроить пару скандалов!

20.00. Пешая прогулка до ресторана «У Максима».

20.5. Перед входом в ресторан «У Максима» мадемуазель Мармирон, профессиональная вышивальщица по жемчугу в одном парижском ателье, ожидавшая появления своего кумира с 18 часов, наконец, подходит к ней. Она прижимает к сердцу автограф Каллас, как драгоценность.