Ольга Грейгъ - Черчилль-Мальборо. Гнездо шпионов Страница 57

Чуть позже нас с господином Вандерлипом перевели вложу рядом со сценой. Здесь тоже было много народу, но не азиатов. Самое главное, сцена находилась прямо перед нами. Изливая потоки яда, выступала германская социалистка Клара Цеткин. Немецкий язык звучит грубо, и злобная старуха, вытирая некрасивое лицо огромным носовым платком, была просто страшна. Она не говорила, а истерично кричала. Поэтому разобрать смысл ее выступления я смогла только в общих чертах. <…>

Устав от долгого стояния и ни слова не понимая по-русски, я покинула театр в тот момент, когда при многократном повторении имен Черчилля и Ллойда Джорджа зал взрывался от дружного хохота».

Далее стоит просто перечислить тех, с кем общалась британская гостья, чтобы понять круг ее интересов (и интересов ее двоюродного брата).

«Я ужинала с господином Вандерлипом, который поведал мне много интересного… После ужина его пригласил к себе Чичерин, и я провела остаток вечера с Михаилом Бородиным [2] »;

«Михаил Маркович, как все зовут Бородина-Грузенберга, проживает в нашем особняке. Он басистым голосом говорит по-английски, как американец. Я его редко вижу, поскольку он проводит на работе половину дня и всю ночь, как и остальные работники Комиссариата иностранных дел»;

«Герберт Уэллс много рассказал мне о госпоже Будберг [3] , вдове, живущей с Горьким. Во время пребывания Уэллса в Петербурге она была его переводчицей»;

«Герберт Уэллс целый час беседовал с Лениным. Герберт потом поведал мне, что этот человек произвел на него большое впечатление и очень ему понравился. Как выяснилось, Ленин рассказал Уэллсу о миссии Вандерлипа, посвятил его в проблему о Камчатской концессии США и союзничестве против Японии»;

«…появился Комендант нашего дома с сообщением: „Вам привет от товарища Каменева. Все готово, и завтра с одиннадцати до четырех вы работаете над бюстом Ленина в его кабинете“. Замечательная новость! Я сразу пошла в Кремль вместе с Хамфриесом, американским коммунистом, работавшим в аппарате Чичерина»;

«Ленин спросил, не было ли у меня затруднений на пути к его кабинету. Я объяснила, что меня сопровождал Михаил Бородин-Грузенберг. После этого я набралась храбрости и сказала, что Бородин, человек образованный и хорошо говоривший по-английски, мог бы стать достойным посланником в Англии, когда установится мир. Ленин с интересом взглянул на меня… Наконец он произнес: „Это понравилось бы господину Черчиллю! Не правда ли?“. Я поинтересовалась, насколько сильно ненавидят Уинстона Черчилля в России. Ленин пожал плечами и затем выразился в том духе, что Черчилль – человек, за которым стоит сила мирового капитала. Мы поспорили по этому поводу, но Ленину было неинтересно мое мнение, его личная точка зрения оставалась непоколебимой. Он знал, что Уинстон – мой двоюродный брат. Я сказала, как бы извиняясь, что так уж получилось, и поспешила заметить, что у меня есть еще один двоюродный брат, состоявший в партии „Шинн Фейн“ (Sinn Fein – Политическая партия в Ирландии).

Ленин засмеялся: „Должно быть, вы интересно проводите время втроем!“.

За эти четыре часа Ленин ни разу не закурил и даже не выпил чашки чая… У Ленина любопытное лицо, но какой злой взгляд!»

«Каменев обсудил детали покупки Советским правительством копий изготовленных мной бюстов. Затем попросил составить список всего необходимого, чтобы он мог все это достать до своего отъезда… Я составила список мне необходимого: 1) пальто, 2) икра, 3) Троцкий и 4) красноармеец в качестве очередной модели».

«Утром я проводила Михаила Бородина в Коминтерн. Штаб-квартира Третьего Интернационала помещается в красивом особняке, бывшем Германском Посольстве, где был убит Мирбах. Оттуда я уехала в одной машине с госпожой Балабановой [4] , о которой я была много наслышана».

«Шофер Троцкого, я сама и мой помощник снесли все необходимое для работы в машину и поехали, как мне думается, к Наркомату Армии и Флота… В отличие от Ленина, даже секретари не имеют права входить в кабинет Троцкого без предварительного звонка! Не без волнения, поскольку я слышала от сестры Троцкого (госпожи Ольги Каменевой), какой у него своенравный характер, я вошла в кабинет».

«Троцкий предположил, что лорд Асквит должен быть влюблен в меня, хотя это и не обязательно, и произнес, посмеиваясь: „Вы мне подали идею. Если Асквит вскоре вернется на свой пост (ходили слухи, что он может создать коалицию с лейбористами и признать Россию), я возьму вас в заложницы и продержу до тех пор, пока между нами не будет подписан мирный договор“. Я рассмеялась: „То, о чем вы говорите с юмором, мне совершенно серьезно сказал представитель британских властей, только он имел в виду Уинстона. На самом деле, я бы гордилась, если бы мне удалось внести хоть маленькую лепту в дело установления мира. А на угрозу, что вы можете расстрелять меня, Уинстон ответит только: „Стреляйте“…“, и я уверена, что это правильно, точно такого же мнения придерживаются и большевики. Они, не колеблясь, расстреляют меня (некоторые из них мне так прямо и говорили), если это необходимо, даже если я им и нравлюсь как женщина. Уинстон – единственный человек в Англии, который сделан из того же теста, что и большевики. Он – сильный боец и фанатик.

В конце вечера Троцкий больше не возвращался к вопросу о моей поездке на фронт, и я сама спросила, что он решил, берет он меня с собой или нет»;

«Каждое утро я завтракаю вместе с Литвиновым. Мы спускаемся к столу к одиннадцати, когда все остальные уже поели, поэтому можем спокойно поговорить. В присутствии Ротштейна основной темой разговора становится Россия. Если за столом оказывается Вандерлип, он говорит исключительно об Америке»;

«По отношению ко мне Литвинов искренен, откровенен и всегда готов прийти на помощь. Я очень доверяю ему и твердо знаю, он мой друг. Я могу полностью положиться на него. Но сегодня он разозлил меня. Внезапно, без всякого предубеждения, Литвинов, откинувшись в кресле, пронзительно посмотрел на меня своими маленькими глазами и произнес: „А вызнаете человека по имени Рассел Кук?“. Я очень удивилась и сказала, что знала одного молодого человека по имени Сидней Рассел Кук. Я так и не поняла, каким образом Литвинов мог слышать о нем. Литвинов продолжил, сказав, что Каменев его знает. Я подтвердила это, пояснив, что я сама их познакомила. Тогда Литвинов спросил: „А он что, работает в английской разведке?“. В этот момент я почувствовала, как у меня по спине побежали мурашки. Но я собралась и ответила, что, насколько мне известно (и это действительно меня мало интересовало), Сидней Кук работал в Лондоне в ожидании благоприятного момента, чтобы примкнуть к либеральной партии. Литвинов в ответ на это что-то проворчал и не стал продолжать разговор. Но остался какой-то неприятный осадок. Незначительное замечание, пустяк, а на душе появилась тревога. Я спросила, можно ли мне встретиться с Константином Бенкендорфом, офицером российского флота, сыном графа А. К. Бенкендорфа, бывшего посла России в Великобритании… Литвинов ответил, что Бенкендорф может сейчас находиться в Риге, и пообещал уточнить. Позже он пришел ко мне и загадочно произнес: „Не пытайтесь встретиться с Бенкендорфом. И, пожалуйста, не спрашивайте, почему. Но я вам очень советую, не просите никого помочь вам увидеться с ним [5] “».