Юрий Гальперин - Воздушный казак Вердена Страница 57

— Воевать?

— Да, да, скоро выедут на фронт. Вы говорите по-французски?

— К сожалению, скверно. Передайте им поздравления и наилучшие пожелания от фронтовика. Капитан представляет поручика-артиллериста французам. Рукопожатия, обычные в таких случаях расспросы: где воевал, как ранен?..

Вечером боевых соратников принимали русские авиаторы. Был среди устроителей банкета друг и сослуживец Нестерова, свидетель исторического тарана — летчик Виктор Георгиевич Соколов. Вот что он писал в своих воспоминаниях:

«Среди французских летчиков, присланных генералиссимусом Жоффром на наш фронт (Жоффр был маршалом, но в то время в Европе генералиссимусом называли его как командующего союзными армиями. — Ю.Г.), только один был асом — имел пять побед в воздухе — русский подданный Эдуард Пульпе.

Гостей с Западного фронта мы приветствовали в Пушкинском зале московского «Яра». Ужин носил характер братания. Зал дрожал от хохота и громких шуток.

Лишь один из прибывших летчиков, на груди которого висел Военный крест с пятью пальмами (каждая пальма — сбитый аэроплан противника), не принимал участия в веселье.

— Что это лейтенант какой-то невеселый? — спросил я своего собеседника.

— Он всегда такой, — последовал ответ. — Он не француз, русский. Я заинтересовался. Когда подали кофе, подсел к лейтенанту.

— Это правда, что вы русский?

— Не совсем, — ответил он на чистом русском языке. — Я латыш. Моя фамилия Пульпе. Но я, конечно, русский подданный. Война захватила меня во Франции, я поступил добровольцем во французскую армию, окончил авиационную школу и вот, как видите, вернулся французским офицером.

— Думали полюбоваться Парижем и развлечься, но попали в переделку? — заметил я.

— Да нет, — опять возразил мой лейтенант. — В силу некоторых обстоятельств мне пришлось прожить во Франции несколько лет.

По тону, каким это было сказано, я понял, что выяснять дальше подробности его пребывания за границей не следует, и стал расспрашивать о постановке обучения в той авиационной школе, которую он закончил…»

Когда я дошел до этого места воспоминаний Соколова, мне вспомнилась строчка из полицейского донесения по делу Акашева, присланного заграничной агентурой охранки: «…По полученным агентурой сведениям, в Россию уехал на днях Константин Акашев… Для проезда он намерен был воспользоваться паспортом русского подданного Эдуарда Пульпе…»

Политическое лицо Акашева нам известно, не подобные ли причины привели во Францию и самого Пульпе? За ним тоже должна следить русская агентура, хотя бы потому, что он согласился дать свой паспорт для нелегальной поездки. С другой стороны, розыск в России на него не объявлен, иначе паспорт не годился бы для поездки.

Возникают еще десятки вопросов, ответы на которые может дать только поиск-исследование.

Имя Эдуарда Пульпе тоже было в списке, составленном мною перед поездкой в Париж.

День за днем сижу в тиши библиотеки аэроклуба и продолжаю просматривать приказы о награждении Военной медалью, которые регулярно публиковались в журнале «Аэрофиль».

Декабрьский номер 1915 года… В правом углу страницы портрет крупного молодого мужчины в штатском. «Сержант Эдуард Пульпе».

Всматриваюсь в это энергичное, волевое лицо… Высокий лоб, коротко стриженные светлые волосы. Взгляд спокоен, человек не позирует, просто фотографируется по какой-то надобности. Серьезный человек. И сильный — крепкие борцовские плечи, пиджак сидит на нем без единой морщинки. В широком вырезе богатырская грудь спортсмена.

Журнал представляет читателю очередного героя войны: «Русский. Родился 22 июня 188… (не отпечаталась последняя цифра. — Ю.Г.) в Риге. «Бреве» № 1571 от 19 декабря 1913 года на «депердюссене».

Вот уже сколько летчиков подготовлено во Франции! Весной того же года Ян Нагурский получил в России диплом за номером 177.

Переписываю напечатанные рядом с портретом строки из приказа военного министра Франции от 24 ноября 1915 года:

«Пульпе Эдуард добровольно вступил в армию, сержант эскадрильи…

Летчик исключительной отваги и мужества, который уж много раз доказывал это при бомбардировках и воздушных боях.

23 сентября 1915 года, когда во время сложной операции один из его товарищей потерпел неудачу, сам заменил его в особо сложных обстоятельствах и закончил боевое задание с успехом». В замке Венсен хранители архивов французской военной авиации личного дела Пульпе найти пока не смогли, но когда я узнал номер его эскадрильи, снова поехал к майору Лешуа.

— Вижу по глазам, что вы что-то нашли, — сразу догадался Лешуа о причине моего появления.

— Вы правы. Вот выписка из приказа, по другим источникам можно что-нибудь еще отыскать, зная номер эскадрильи?

— Попробуем. Я уже становлюсь специалистом по русским героям.

— Это совсем неплохое занятие, майор. Теперь даже в вашей авиации есть Герои Советского Союза, «Нормандия — Неман» — продолжение содружества, заложенного вот тогда моими соотечественниками.

— Да, русские летчики подали хороший пример, — согласился Лешуа.

— Не посрамили своих учителей-французов.

— Вы прямо как дипломат, — заметил приехавший со мной старый авиационный инженер фирмы «Кодрон» Юрий Константинович Отфиновский, попавший во Францию еще ребенком.

Мы познакомились в аэроклубовской библиотеке, где инженер искал материалы по довоенной работе фирмы. Участник Сопротивления, большой патриот России, Отфиновский сразу же предложил мне свою посильную помощь в поисках. Несмотря на свой почтенный возраст, ему за семьдесят, он даже свозил меня на машине в Сен-Женевьев де Буа, где на русском кладбище похоронены и летчики. Никого из тех, кто значился в моем списке, мы там не нашли, но поклонились праху писателя Ивана Бунина, возложили цветы на могилу отца Юрия Константиновича.

Вместе мы побывали и в Музее авиации, а приехав по делам в Москву, Юрий Константинович привез мне копии нескольких документов и еще три выписки из приказов по армии о Пульпе, которые по моей просьбе получил у Лешуа.

Несмотря на скупость языка приказов, французы умели несколькими фразами довольно отчетливо представить отличившегося воина в бою.

Эдуард Пульпе «вызвался в одиночку бомбить вокзал «X»…

Летит он на одноместном истребителе «ньюпор». Каково же тогда было бомбить с этого неприспособленного аэроплана?

Русский летчик Петренко так вспоминает один свой полет примерно в то же время:

«К моему самолету подкатил автомобиль. Два молодца извлекают из кузова и передают мне «парочку бомбочек»… Каждая весом по 35 фунтов.