Николай Кузьмин - Войсковые разведчики в Афгане. Записки начальника разведки дивизии Страница 58

Он-то нам и рассказывал азы альпинизма, что и как укладывать, как сделать самодельные солнцезащитные очки, что надо обильно смазывать вазелином лицо, особенно губы, что в движении надо максимально раздеваться, чтобы одежда была сухой, и много такого, что нам был должен рассказывать штатный инструктор. А если бы не было Курсина?

Дальше склон, по нему надо пройти метров 600. Опять узенькая тропинка в снегу, ниже по склону обрыв, а под ним ущелье, глубиной метров 300–400. Раз нет ледоруба, приходится использовать автомат. Обмотав ствол тряпкой, чтобы в ствол не набился снег, с силой втыкаешь его в спрессованный снег, и, держась за него, делаешь шаг, другой, и т. д.

Скажу, что пока мы проходили этот склон, я внутренне молился всем богам, чтобы нас в этот момент не обстреляли с какого-нибудь склона или соседней скалы. Мы были абсолютно беззащитны, как мишени в тире, и мало того, каждое неосторожное движение могло привести к срыву в пропасть. Хотя я и приказал развернуть минометы на леднике, чтобы прикрыть наше движение, однако на них надежды было мало.

Но на этот раз пронесло. Мы успешно преодолели склон, потом еще ледник, потом еще серпантин и спустились к реке. Здесь сделали небольшой привал, дождались минометчиков и тыловое охранение.

Позавтракали, а заодно и пообедали, есть пришлось всухомятку, ведь ни травы, ни кустарника вокруг не было – одни скалы, снег и лед. Попытались все-таки вскипятить хотя бы чай – не получается. На такой высоте, а было еще не менее 4000 м, вода закипает при температуре приблизительно в 70 градусов и чай не заваривается. Интересно смотреть: можно кипящей водой мыть руки, а вода только горячая и не обжигает кожу.

Дальше мы пошли вдоль горной реки Арзу, начинавшейся от ледников, вниз. Я приказал выслать дозоры в стороны, и горы, даже на такой высоте, к удивлению, оказались не такими уж безжизненными. Привели несколько крестьян, мирные ли жители, душманы ли – кто их знает? Поговорив с ними через переводчика Намоза и ничего не добившись, я отпустил их.

В одном из прилегающих ущелий нашли крупнокалиберный пулемет ДШК китайского производства, он стоял на треноге и был замаскирован кустами. Но никого вокруг из людей не нашли. Я прямо физически ощущал, что десятки глаз наблюдали за нами. Пулемет я приказал саперам взорвать, что они и сделали. Нести его с собой было просто невозможно, так как и без того солдаты были нагружены как вьючные лошади.

Чтобы как-то снизить эффективность возможной засады, приказал рассредоточиться, растянуться, ни в коем случае не собираться в группы, выслал еще несколько дополнительных дозоров.

Когда мы спустились ниже 2500 м, появилась возможность вызывать вертолеты, и они, периодически пролетая над нами, вселяли какую-то уверенность.

Природа уже сильно изменилась. Снег и лед исчезли, начались луга. Ну а где трава, там и отары овец. Пастухи все разбегались при нашем появлении, и спрашивать было не у кого.

К вечеру, когда мы остановились на ночевку, солдаты быстро забили и разделали барана, все уже предвкушали горячую шурпу и свежее вареное мясо, но опять то же самое: вода кипит, а мясо не варится. Пришлось есть что-то типа шашлыка – мясо, обжаренное на шомполе. Понятно, что жесткое, горелое мясо – не пища гурманов, но усталым и проголодавшимся людям это сошло за деликатес.

Что радовало, так это обилие холодной, свежей и вкусной воды. Вода в Афганистане – проблема. Даже если она есть – это мутная солоноватая жижа, не утоляющая жажду. И растворенный в ней пантоцид (таблетки хлора) абсолютно не добавляет приятных вкусовых ощущений. А тут море настоящей горной снеговой воды.

Что значит вода в горах, я знал не понаслышке.

В октябре 1983 года мне пришлось, тоже вместе с разведбатальоном, воевать в горах Карабатур в 30 км от Кундуза. Горы там были невысокие:1700–2000 м. Так там была полная сушь, воду доставляли вертолетами, помню, делили ее, чуть ли не граммами, по 2–3 крышечки от солдатской фляги. Кто видел эту крышечку – меня поймет.

Однако вернемся назад в горы Гиндукуш. С утра третьего дня пошли дальше. Мы уже были ниже 2000 м и вокруг уже начинался обычный афганский пейзаж: черные горы, пыльные камни, чахлая трава и кусты.

Начались первые стычки с душманами. Конечно, наш рейд от перевала Арзу к кишлаку Бану не был для них внезапным, так как видимость с прилегающих гор была до 15 км и наш походный порядок и дозоры, двигающиеся со скоростью 3–4 км/ч, не могли кого-либо застать врасплох.

Для крупного нападения у них не хватало сил, да и, видимо, решительности, здесь уже были другие люди, не панджшерцы, а андарабцы, для которых Масуд хоть и был авторитетом, но не настолько, чтобы отдавать за его интересы свою жизнь. Да и летающие над нами вертолеты снижали воинственность «непримиримых».

Я много общался с местными жителями. Большинство из них рассуждало так: нелады с властями и «шурави» – у панджшерцев, это их проблемы. Мы имеем свою голову и сами решаем, как нам жить. Поэтому они сами по себе, мы сами по себе. Посмотрим, что нам даст народная власть, если будет лучше – мы ее поддержим.

Дело в том, что власти, пришедшей в 1978 году, как они сами себя называли – народной, здесь не было вообще. А прошло уже 6 лет. Власть была в руках, как сейчас говорят, местных полевых командиров, который был здесь и бог, и царь, и воинский начальник.

В районе кишлаков Кадждара и Лагак были небольшие стычки дозоров, но местные жители все валили на панджшерцев, небольшие группы которых бродили по окрестностям. По словам местных крестьян, основная их масса вместе с Масудом ушли на север в уезд Хост-Ференг и далее в провинцию Тахар, где власти горные районы не контролировали.

28 апреля, в день Саурской революции (установления народной власти в 1978 году), мы, наконец, вошли в Бану, где встретились с подразделениями 395 мсп нашей дивизии. Туда вскоре прибыл командный пункт дивизии вместе с командиром дивизии. Во второй половине дня прибыла техника разведбата вместе с командиром батальона подполковником Тихоновым, которому я передал власть и принялся выполнять свои непосредственные обязанности.

Недавно прочитал стихотворение, ну все как про нас.

Не альпинист я, а – парень с равнины.Видел в кино только скалы, лавины,Мне на вершине не ставить флаг,Но надо там быть прежде, чем враг.Что горы в радость – для нас только сказки,Без троп, напрямую лезем без связки,И каждый полцентнера прет на горбуПрипасов себе и «подарков» врагу.Ох, эти горы! Кто выдумал вас?И бога, и черта здесь вспомнишь не раз.И, кажется, сил уже нет ни на грош,Но не успеешь – тогда пропадешь.Ливнем свинцовым на камни сметет,Не доберется сюда вертолет,Лишь в темноте тот, кому повезет,Вниз невезучих ребят понесет. Рвемся к вершине! Остались лишь метры.Воют бессонные горные ветры.Вот и вершина. Не дали мы маху!Тщетно душманы взывают к аллаху.Им остывать на камнях, а – не мне.Кто на вершине – тот на коне!

Про этот переход через хребет Гиндукуш и все, что с ним связано, я всегда вспоминаю, глядя на маленький круглый знак «Альпинист СССР», который я получил через несколько месяцев вместе со всеми, кто участвовал в этом походе. Храню его вместе с орденами и медалями, и для меня он дорог не меньше, чем они.