Фёдор Абрамов - Олег Трушин Страница 58

В июле, когда Фёдор Абрамов ещё находился на больничной койке, на его ленинградский адрес пришёл толстый конверт из «Нового мира», в котором вместе с письмом и возвращённым текстом романа для доработки был и авторский договор.

А ведь ещё четырьмя месяцами ранее Фёдор Абрамов, вовсе не надеясь на публикацию «Двух зим…», огорчённо записал в своём дневнике: «…В четверг, 17 марта, сдал роман в “Звезду” и “Советский писатель”. Но радости никакой. И полное безразличие к своему детищу. Так у меня всегда. Книга честная. А напечатают ли? Всего скорее – зарежут». И совсем горькая запись 8 апреля: «Роман в “Звезде” почти зарезан. Смолян (Александр Семёнович Смолян, писатель, в 1960-х годах был заведующим отделом прозы в журнале «Звезда». – О. Т.), наговорив мне кучу всяких лестных слов, посоветовал забрать его (“В Ленинграде не пойдёт”)…

Я было крепко приуныл. А потом одумался. Пусть они, подлецы, нос вешают. А мне-то что? Я ведь написал честную книгу».

Письмо Смоляна от 19 апреля 1966 года, напечатанное мелким машинописным шрифтом на трёх листах, которое Александр Семёнович просил «рассматривать… в качестве редакционного заключения», ещё раз подтвердило правоту Фёдора Абрамова – роман в «Звезде» никогда не выйдет.

Отправляя «Две зимы…» в «Новый мир», Фёдор Абрамов вряд ли был уверен, что роман будет напечатан и там. Уж очень велика была в нём правда колхозной жизни послевоенных лет.

Да и сама отправка рукописи «Двух зим…» для Фёдора Абрамова больше походила на очередной отчаянный шаг, нежели на вполне само собой разумеющееся действие с положительным результатом. И всё же надежда была. Да и что тут рассуждать, отправка рукописи в «Новый мир» могла быть для Абрамова вообще единственной возможностью подарить читателям своё новое творение – продолжение «Братьев и сестёр», которого они так ждали. Отвергни Твардовский публикацию – роман наверняка надолго бы лёг в писательский стол и вряд ли бы осилил рубеж 1970-х годов, когда над Абрамовым вновь крепко сгустились свинцовые тучи критики. А без «Двух зим…» вряд ли бы получились «Пути-перепутья» и вершина пряслинской эпопеи – роман «Дом», завершивший в 1978 году грандиозную тетралогию, задуманную автором ещё в середине 1950-х годов.

Впрочем, изначально Фёдор Абрамов видел свой новый роман отнюдь не в «Звезде» и «Роман-газете» и даже не в «Новом мире». Он желал, чтобы роман сразу же вышел отдельной книгой в Ленинградском отделении издательства «Советский писатель», и уже 30 ноября 1964 года, как и положено, заблаговременно сделал заявку на включение её в план 1966 года с просьбой заключить авторский договор.

«События в этой книге, – пишет в заявке Абрамов, – развёртываются в первые послевоенные годы. Задача автора – показать в художественных образах и картинах переход нашей деревни от войны к миру, её трудности и противоречия, связанные с культом личности и войной, и вместе с тем раскрыть те здоровые начала народной жизни, которые, несмотря ни на что, пробивали себе дорогу».

Действительно ли надеялся Фёдор Абрамов, что его новое произведение может выйти отдельной книгой уже в 1966 году? Неужто он не чувствовал всей той нездоровой атмосферы вокруг себя, когда просил «Советский писатель» заключить с ним авторский договор? Или во всём была виновата всё та же природная наивность Абрамова, которая частенько обходилась ему боком. Кто ответит?

Разумеется, «Советский писатель» тогда не заключил с писателем никакого договора, вовсе не соизволив написать Фёдору Абрамову какой-либо ответ.

Работу над текстом нового романа «Две зимы и три лета», который до осени 1964 года имел рабочее название «И наступил мир…», Фёдор Абрамов закончил к весне 1966 года, оформив к этому времени окончательный черновой вариант рукописи. Позади долгие шесть лет нелёгкого кропотливого труда над каждой строкой, над каждым образом. В копилке писательского архива сохранились сотни черновых листов с замечаниями, исправлениями, добавками – всем тем, что рождало время работы над романом вкупе с огромной исследовательской работой.

За годы работы над романом «Две зимы…» Абрамов сделал не одну его рукописную рабочую копию. По крайней мере на настоящий момент известно о четырёх вариантах романа, три из которых хранятся в Пушкинском Доме и один, по всей видимости последний, содержащий самое большое количество авторских правок, в Архангельском литературном музее.

За несколько месяцев до сдачи рукописи в машинопись в письме от 16 ноября 1965 года Фёдор Абрамов с явной ноткой усталости сообщал Юрию Буртину, к этому времени уже члену редакционного совета журнала «Новый мир»: «Роман вчерне написал – это верно, но работа над ним по существу начинается… хочется переписать всё заново».

Вот так, даже поставив финальную точку в романе, Фёдор Абрамов ещё несколько месяцев по-прежнему продолжал колдовать над текстом романа, жить им.

И даже вся эта многомесячная работа над рукописью перед тем, как отправить её в «Звезду», была ничтожно мала по сравнению с той титанической правкой «Двух зим…», которую Фёдор Абрамов проделал для «Нового мира». По предложению редакции журнала он должен был не просто «пройтись» по тексту, но и в корне перелопатить его. Более полугода изнурительного труда – и это после перенесённого микроинфаркта. Обещанная публикация романа в «Новом мире» заставила отложить на потом все другие литературные дела и даже в какой-то степени изолировать себя от общественной писательской жизни.

Осилив работу над рукописью к лету 1967 года, фактически переписав роман заново, Абрамов собственноручно отвёз «Две зимы…» в «Новый мир».

И даже выправив роман, мужественно «переломив» себя, сократив многие значимые, а отчасти и ключевые моменты в тексте, он по-прежнему мало верил в его публикацию даже в таком виде.

Потекли дни томительного ожидания, наполненные тревогой безызвестности о судьбе рукописи. Примут или вновь вернут на доработку? Думалось всякое. А ещё Фёдор Абрамов хорошо понимал, что его рукопись пришла в «Новый мир» не в лучшее для журнала время.

В 1966 году «Новый мир» за излишний либерализм и отход от «линии» партии вновь угодил под пресс идеологической проработки, который в конечном итоге в феврале 1970 года всё же выдавил Александра Твардовского с поста главреда. Твардовскому, чьё имя, что вполне естественно, отождествлялось с «Новым миром», припомнят всё разом: и собственного «Василия Тёркина на том свете», и поэму «За далью даль», и солженицынского «Одного дня Ивана Денисовича», и то, что отказался поддержать большинство и одобрить судебный приговор Синявскому и Даниэлю… Всё разом, всё скопом! Руководство Союза писателей СССР настойчиво требовало разобраться с «Новым миром», а уговоры Твардовского председателем правления Союза писателей СССР Константином Фединым признать ошибки успехом не увенчались. И за всё это, как мера предупреждения, скорый вывод из состава ЦК и