Земля обетованная - Обама Барак Страница 58

Не нужно было проводить опрос, чтобы понять, что Полсон был прав, беспокоясь о политике. До национальных выборов оставалось семь недель. По мере того как общественность все больше узнавала о масштабах кризиса, идея тратить миллиарды долларов налогоплательщиков на спасение безрассудных банков, несомненно, заняла бы по популярности место где-то между больным лишаем и Усамой бен Ладеном. На следующий день казначейство Полсона предотвратит катастрофу Goldman Sachs и Morgan Stanley, переопределив оба института таким образом, что они смогут создать коммерческие банки, имеющие право на федеральную защиту. Тем не менее, даже компании "голубых фишек" с безупречным рейтингом вдруг оказались не в состоянии занять деньги, необходимые для финансирования повседневной деятельности, а фонды денежного рынка, ранее считавшиеся такими же надежными и ликвидными, как наличные, теперь начали давать сбои.

Демократам было бы достаточно легко возложить вину за фиаско на администрацию, но правда заключалась в том, что многие демократы в Конгрессе аплодировали росту числа домовладельцев во время бума субстандартного кредитования. Для республиканцев, которым предстояли перевыборы, и которые уже были оседланы непопулярным президентом и падающей экономикой, перспектива голосования за новые "спасения" Уолл-стрит выглядела как приглашение рыть себе могилу.

"Если вам потребуется предпринять дальнейшие шаги, — сказал я Полсону, — полагаю, что самая большая проблема возникнет с вашей стороны, а не с моей". Многие республиканцы уже жаловались, что вмешательство администрации Буша в банковский сектор нарушает основные консервативные принципы ограниченного правительства. Они обвиняли Федеральную резервную систему в превышении своих полномочий, а некоторые имели наглость критиковать государственные регулирующие органы за то, что они не смогли раньше выявить проблемы на рынке субстандартного кредитования — как будто они сами не провели последние восемь лет, работая над ослаблением всех финансовых норм, которые они могли найти.

Публичные комментарии Джона Маккейна до этого момента были сдержанными, и я призвал Полсона поддерживать тесный контакт с моим конкурентом по мере развития ситуации. Будучи кандидатом от республиканцев, Маккейн не имел возможности дистанцироваться от Буша. Его клятва продолжать большую часть экономической политики Буша, по сути, всегда была одним из его самых уязвимых мест. Во время праймериз он признался, что мало что знает об экономической политике. Совсем недавно он укрепил впечатление, что не разбирается в экономике, признавшись репортеру, что не уверен, сколько домов у него в собственности (ответ — восемь). Судя по тому, что говорил мне Полсон, политические проблемы Маккейна скоро станут еще хуже. Я не сомневался, что его политические советники будут призывать его улучшить свое положение среди избирателей, дистанцировавшись от любых усилий по финансовому спасению, которые попытается предпринять администрация.

Если Маккейн решит не поддержать меня, я знал, что на меня будет оказываться жесткое давление со стороны демократов и, возможно, моего собственного персонала, чтобы я последовал их примеру. И все же, завершая разговор с Полсоном, я понимал, что не имеет значения, как поступит Маккейн. При столь высоких ставках я сделаю все необходимое, независимо от политики, чтобы помочь администрации стабилизировать ситуацию.

Если я хочу стать президентом, сказал я себе, я должен вести себя как президент.

Как и ожидалось, Джону Маккейну было трудно придумать связный ответ на быстро разворачивающиеся события. В день объявления Lehman, в несвоевременной попытке успокоить общественность, он выступил на телевизионном митинге и заявил, что "основы экономики сильны". Моя предвыборная кампания полностью его за это изжарила. ("Сенатор, о какой экономике вы говорите?" спросил я, выступая позже в тот же день на собственном митинге.)

В последующие дни новость о банкротстве Lehman привела финансовые рынки в состояние полной паники. Акции резко упали. Merrill Lynch уже вел переговоры о продаже Bank of America в отчаянии. Между тем, кредитная программа ФРС для банков в размере 200 миллиардов долларов оказалась недостаточной. Наряду со всеми деньгами на поддержку Fannie и Freddie, еще 85 миллиардов долларов были потрачены на срочное поглощение правительством AIG, огромной страховой компании, чьи полисы обеспечивали рынок субстандартных ценных бумаг. AIG стала примером "слишком большой, чтобы обанкротиться" — она настолько переплелась с глобальными финансовыми сетями, что ее крах вызвал бы каскад банкротств банков, и даже после вмешательства правительства она продолжала кровоточить. Через четыре дня после краха Lehman президент Буш и министр Полсон выступили по телевидению вместе с Беном Бернанке и Крисом Коксом, председателями Федеральной резервной системы и Комиссии по ценным бумагам и биржам, и объявили о необходимости принятия Конгрессом законопроекта, который в итоге станет известен как Troubled Asset Relief Program, или TARP, с созданием нового чрезвычайного фонда в размере 700 миллиардов долларов. По их мнению, такова была цена за предотвращение Армагеддона.

Возможно, чтобы компенсировать свой предыдущий промах, Маккейн объявил о своем несогласии с государственной поддержкой AIG. Через день он изменил свою позицию. Его позиция по TARP осталась неясной: он выступал против спасения в теории, но, возможно, поддержал эту программу на практике. При всех этих зигзагах и зигзагах наша кампания без проблем связала кризис с экономической программой "Буша-Маккейна", в которой приоритет отдавался богатым и влиятельным, а не среднему классу, утверждая, что Маккейн не готов вести страну в трудные экономические времена.

Тем не менее, я сделал все возможное, чтобы остаться верным обязательству, которое я дал Полсону, проинструктировав свою команду воздержаться от публичных комментариев, которые могли бы поставить под угрозу шансы администрации Буша добиться от Конгресса одобрения пакета мер по спасению. Наряду с нашими штатными экономическими советниками Останом Гулсби и Джейсоном Фурманом, я начал консультироваться со специальной консультативной группой, в которую вошли бывший председатель Федеральной резервной системы Пол Волкер, бывший министр финансов Клинтона Ларри Саммерс и легендарный инвестор Уоррен Баффет. Все они уже пережили крупные финансовые кризисы, и каждый из них подтвердил, что этот кризис был иного порядка величины. Без быстрых действий, сказали они мне, мы столкнулись с вполне реальной возможностью экономического краха: миллионы американцев потеряют свои дома и сбережения, а также уровень безработицы времен депрессии.

Их брифинги оказались бесценными в том, что помогли мне понять суть кризиса и оценить различные предлагаемые меры. Они также напугали меня до смерти. К моменту поездки в Тампу, где мне предстояло готовиться к первым дебатам с Маккейном, я был уверен, что, по крайней мере, в вопросах экономики я знаю, о чем говорю, и все больше страшился того, что затянувшийся кризис может означать для семей по всей Америке.

Даже если бы меня не отвлекал надвигающийся кризис, я, вероятно, не стал бы с нетерпением ждать трехдневной подготовки к дебатам в отеле. Но, учитывая мою непоследовательность во время первичных дебатов, я знал, что мне нужна эта работа. К счастью, наша команда наняла пару юристов и политических ветеранов — Рона Клейна и Тома Донилона, которые выполняли аналогичные функции по подготовке таких кандидатов, как Эл Гор, Билл Клинтон и Джон Керри. Как только я прибыл, они подробно описали мне формат дебатов и набросали все возможные вопросы, которые могут быть заданы. Вместе с Эксом, Плауффом, советником по коммуникациям Анитой Данн и остальными членами команды они часами обучали меня точным ответам, которые они хотели услышать, вплоть до последнего слова или оборота речи. В старом отеле "Билтмор", где мы расположились, Рон и Том настояли на создании точной копии сцены для дебатов, и в тот первый вечер они подвергли меня девяностоминутным дебатам, разбирая каждый аспект моего выступления, от темпа до позы и тона. Это было утомительно, но, несомненно, полезно, и к тому времени, когда моя голова легла на подушку, я был уверен, что мне приснятся тезисы.