Томас Шёберг - Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены Страница 58

С горячим приветом тетя Карин, благодарная за каждую твою строчку.

Сама Карин Бергман осталась в браке ради детей, наперекор отчаянию и желанию уйти от пастора, поэтому такая реакция с ее стороны не удивительна, коль скоро она считала, что Эллен оставляла свой брак ради детей. Карин Бергман полностью игнорировала тот факт, что из дома-то сбежал ее сын. Напротив, она полагала, что Эллен следовало бы простить его, поскольку он честно признался в измене, а значит, по-прежнему заслуживает любви и лояльности своей жены.

Эта логика подействовала на Эллен Бергман лишь отчасти, и уговоры пасторши, как она сама и опасалась, результата не дали. И если верить тому, что Бергман писал своему другу Херберту Гревениусу, у него тоже не было ни малейшего желания мириться:

Тебе известно, что Эллен всю прошлую осень требовала развода? Пусть теперь подает на развод, по-моему, это будет замечательно. Для меня и для нее, ведь она пять лет сетовала и сокрушалась о том, как я ужасен. Теперь мы оба знаем, как я ужасен. Нет смысла терзаться угрызениями совести, вот что я тебе скажу. Они же не идут ни в какое мало-мальски приемлемое сравнение со страданиями, какие причиняют”.

Но как бы зло это ни звучало – тщеславные и бесперспективные попытки виноватого оправдать вполне осознанные грехи, – именно эта измена и этот развод будут преследовать его до конца дней.

Семья Гюн Грут направила в Париж адвоката, чтобы образумить ее. Ингмар Бергман из гостиничного окна наблюдал за странной парой – энергично жестикулирующий коротышка адвокат в голубом костюме и красном галстуке и Грут, приглаживающая рукой короткие пепельные волосы, в туфлях на высоком каблуке и тонком черном платье, обтягивающем бедра, пишет он в “Волшебном фонаре”. Почему Бергман решил упомянуть именно эти детали, неясно, но контраст занимательный; режиссер видит сцену, вполне подходящую для фильма, и использует ее.

Когда вечером Грут вернулась в гостиницу, она была взбудоражена и нервозна, и Бергман тотчас с болезненной ревностью заподозрил, что она спала с адвокатом.

Поездка в Париж была временным романтическим побегом от действительности. В Швеции ожидал пренеприятный бракоразводный процесс супругов Грут, и Ингмар Бергман будет неизбежно в него вовлечен, и не только в эмоциональном плане. Параллельно развивалась и драма в его собственном браке.

В конце октября сказка кончилась. Эллен Бергман вернулась в Швецию чуть раньше мужа и его любовницы. Разговаривая по телефону со свекровью, она казалась усталой, отчаявшейся, измученной.

Их решение развестись, по-видимому, окончательно и бесповоротно. Ингмар все время в Париже провел с журналисткой, с которой туда уехал. Сейчас он собирается домой. К моему дню рождения? Как все будет? Ну да как-нибудь уладится, —

записала Карин Бергман в дневнике в конце октября. На другой день заехал сын.

Увидела его и ужасно разволновалась. С его стороны полная искренность, и слушать то, что он рассказывал, было нелегко. Эрик среди всего этого держится на удивление мужественно.

В декабре она поняла, что сын твердо решил оставить жену и детей.

В Стокгольме Ингмар Бергман и Гюн Грут переезжали с места на место. Сначала поселились в пансионе на Страндвеген, потом она вернулась на свою и мужнину виллу, а Бергман уехал в Гётеборг работать над последней постановкой в городском театре. Затем, через своих знакомых, он снял небольшую квартиру на стокгольмской Грев-Турегатан и переехал туда с “четырьмя грампластинками, грязным бельем и треснувшей чайной чашкой”.

Адвокат Хуго Грута, Гуннар Шёберг, затягивал гайки. Когда считалось, что женщина бросила семью, закон был на стороне мужа, и во избежание риска потерять опеку над детьми Гюн Грут пошла на соглашение, которое детально регулировало ближайшее время. Это соглашение, подписанное 17 ноября 1949 года, во многом примечательно. По причине расхождений в браке Гюн следовало спешно выехать за границу с одним из сыновей и остаться там на три недели. В течение этого времени она обязалась “не поддерживать связи с режиссером Ингмаром Бергманом”. То есть им нельзя было ни встречаться, ни писать друг другу, ни звонить. Другой сын останется под присмотром Хуго Грута. По возвращении домой ей предстояло решить, сохранять ли брак. Если да, то Хуго Грут готов этому содействовать. Если же она примет противоположное решение, Хуго Грут обязан содействовать как можно более скорому разводу и тому, чтобы обоих детей отдали под опеку жены. Через два дня после подписания соглашения супруги Грут по неизвестной причине сократили срок ее пребывания за границей с трех недель до двух.

Ингмар Бергман воевал теперь на три фронта. В знак протеста против высокого государственного налога на развлечения шведские кинопредприниматели грозили полностью прекратить производство фильмов, что возымело бы для него серьезные последствия. Он должен был обеспечивать уже две семьи, а вдобавок создавал новую. Годом позже кинопроизводство действительно прекратили, и Бергмана вышвырнули из “Свенск фильминдустри”, а после двух подряд неудачных постановок также и из организованного Лоренсом Мармстедтом нового театра. К тому же был и четвертый фронт – пасторский дом, где все более сомневающаяся Карин Бергман находила связи сына “причудливыми”.

Весной 1950 года в уездном суде судебного округа Сёдра-Рослаг начались слушания, интересные для потомков тем, что позднее Бергман использует их подробности в своих драмах, прежде всего в сценарии фильма “Вероломные”, режиссером которого стала его будущая, а затем и обманутая любовница Лив Ульман.

На заседании суда Гюн Грут заявила, что еще в начале сентября минувшего года рассказала мужу, что изменила ему с Ингмаром Бергманом и что теперь они живут вместе, причем с согласия Хуго Грута. Тот со своей стороны утверждал, что лишь в январе узнал об измене жены, и не только с Бергманом, но и с несколькими другими мужчинами. Оба требовали единоличной опеки над детьми и обвиняли друг друга в недостаточном исполнении родительских обязанностей.

Суд решил запросить заключение из ведомства по охране детей, Бергман воспринял это как унижение, и не удивительно, если учесть, что в итоге получилось.

Хуго Грут очень сомневался в пригодности жены как воспитательницы детей, поскольку она виновна в многократной неверности. А так как она собиралась выйти за режиссера Бергмана, у их мальчиков – коль скоро по решению суда опеку над ними предоставят жене – будет отчим, у которого пятеро детей и за плечами уже два неудачных брака. “Учитывая, какую жизнь, по словам господина Грута, ведут определенные кино– и театральные круги Стокгольма, в результате брака матери с режиссером Бергманом дети попадут в абсолютно не подходящую для них среду”. Более того, обстановка в доме жены настолько неподходящая, что дети могут понести ущерб, даже просто навещая мать. В довершение всего финка-домработница, нанятая Гюн Грут, опять-таки не годилась для воспитания детей, ибо, по словам господина Грута, страдала “военным неврозом”.