Мэри Мейн - Эвита. Женщина с хлыстом Страница 58

Аргентинцы всегда любили спорт, и Эва с Пероном постоянно ходили на боксерские турниры и футбольные матчи. Любой спортсмен или команда, выигравшие на каких-либо зарубежных соревнованиях, посылали телеграмму, посвящая свою победу Эве и Перону. Когда аргентинец победил в олимпийском марафоне в Англии, Фонд Эвы Перон подарил ему по возвращении новый, целиком обставленный дом. В 1950 году Фонд Эвы Перон организовал чемпионат национальной футбольной лиги, и на открытии, которое проходило на гигантском стадионе Ривер-Плейт, присутствовали Пероны в окружении министров и провинциальных губернаторов, которые приветствовали с таким энтузиазмом, словно это была принцесса, открывающая рыцарский турнир.

Но сама суть деятельности фонда, пожалуй, становилась ясна на складе, который был выстроен Медицинским центром для больницы, а позже присвоен Эвой. В то время когда в магазинах Буэнос-Айреса продукты стали дорожать, а цена одежды взлетела настолько, что рубашка теперь стоила столько же, сколько пять лет назад стоил целый костюм, сшитый на заказ, на складе Эвы шесть этажей были забиты десятками тысяч курток, платьев, ботинок, свитеров, игрушек, алюминиевой посудой и, кроме всего прочего, книгами. Товары были насколько возможно плотно сложены в кучи, от пола до потолка, между которыми оставались проходы, где с трудом могли разойтись два человека. В середине 1951 года там хранилось сто пятьдесят тысяч пар хороших кожаных ботинок – не alpargatas на веревочной подошве, которые носили все в Аргентине, но прекрасных кожаных ботинок из тех, которые рабочие, если им удавалось приобрести их, носили только по воскресеньям. Там было пятьдесят тысяч мальчиковых рубашек и такое же количество пиджаков, ветровок, рабочих комбинезонов, жилеток и брюк. Здесь были соломенные шляпы для мужчин и набивные платья для женщин всех фасонов; пальто разных фасонов и цветов из превосходного материала; комплекты для новорожденных и наряды для первого причастия, каждый из которых стоил сотню песо – около двадцати долларов в те дни губительного падения национальной валюты. Были трехколесные и двухколесные велосипеды и отличные педальные автомобили; куклы – таким выбором не мог похвастаться ни один магазин города; только в одной куче оказалось двадцать тысяч кукол, а таких куч насчитывалось три или четыре. По странной случайности там обнаружилось и несколько сотен портретов Эвы на каждом этаже, ее головка красовалась на дверных панелях, портреты большего размера помещались на стенах на некотором расстоянии друг от друга и на всех шести гранях японских фонариков, свешивавшихся с потолка. Объяснялось, что все это собрали здесь для того, чтобы рассылать их в бедные дома по всей стране, и что отправка одежды для семьи из четырех человек стоит примерно две тысячи песо, не говоря уже о таких крупных предметах, как набор алюминиевой кухонной посуды, велосипед или швейная машина, которые добавлялись к подарку. Кое-где лежали кипы одежды, готовые к отправке, но не нашлось никаких подтверждений того, что двадцать пять тысяч пар ботинок распределяются здесь каждый месяц.

Один этаж склада целиком занимали книги, и заявление, что здесь пять миллионов книг и что они рассылаются по пять тысяч каждый месяц, казалось не таким уж неправдоподобным. Здесь были школьные учебники и художественная литература, в основном для самого младшего возраста. Несколько произведений детских классиков тонули в море перонистских изданий, из которых мы узнавали, что папа поет за работой на новую Аргентину Перона, что бабушке теперь не приходится брать стирку, как бывало в старые дни свергнутой олигархии, и все это, по утверждению маленькой героини, благодаря Эве и Перону. Интересно заметить, что тогда как подавляющее большинство аргентинских детей, особенно детей рабочих, имели темные волосы, эти маленькие героини оказывались, как правило, блондинками. Эву представляли в образе доброй феи, появляющейся под Рождество с кучей игрушек в руках; иногда на иллюстрациях ее изображали парящей над землей с нимбом вокруг головы, что могло немало смутить малышей, привыкших к изображениям Девы Марии и святых. Одним из любимых сюжетов была история того, как Эва сплотила «людей без пиджаков» ради освобождения Перона в октябре 1945-го.

Но не только здесь Эва копила товары, чтобы раздавать их, словно призы, в некоем подобии викторины для всех аргентинцев – викторины, где правильным ответом всегда был крик: «Эвита! Перон!» По всему городу она открыла продуктовые магазины, где по дешевке продавалась высококачественная гастрономия, которая, как обычно, реквизировалась или «получалась в дар» таким же манером, каким пополнялся бюджет фонда. По поводу открытия этих магазинов перонистская пресса устроила большой шум, и Эва лично в течение часа или двух, словно маленькая девочка, играющая в магазин, простояла за прилавком одного из них. Их легко было отличить по ярким бело-голубым вывескам, перонистскому гербу, громадным портретам Эвы и очереди скромных домохозяек, выстроившихся в ожидании, когда откроются двери.

Помимо одежды, игрушек, книг и гастрономии, которые Эва стаскивала себе в закуток, Фонд Эвы Перон имел монополию на импортные лекарства и медицинское оборудование. Пенициллин, стрептомицин, противодифтерийные и противостолбнячные сыворотки, сульфамидные препараты, рентгеновские пластины и сотни других жизненно необходимых препаратов и инструментов находились в ее руках, и она могла их раздавать по собственному усмотрению. Не будучи перонистом, врач не имел возможности купить необходимые медикаменты. Жена одного пациента, страдавшего от жестокой боли изза того, что ни его доктор, ни его семья не могли достать ауреомицин, отправилась в офис Эвы и стала кричать, что ее муж умирает из-за отсутствия лекарства, на которое у фонда монополия. Она многим рисковала, потому что Эву вовсе не устраивало, чтобы ее скромные посетители, которые, как и многие простые люди, всегда с интересом и сочувствием относились к любым разговорам о болезнях, подумали, что из-за нее хоть кто-то, пусть даже олигарх, испытывает страдания. Жене, настаивающей на своей жалобе, в конце концов разрешили купить необходимое лекарство у фонда по цене значительно более высокой, чем та, которую она заплатила бы, покупая препарат в аптеке.

Оппозиция утверждала, что больницы, школы и общежития, которыми хвастала Эва, строились не там, где в них больше всего нуждались, но там, где они были на виду, и что частенько после завершения строительства, как в случае домов для рабочих, о которых трубили по всему городу, оказывается, что служат они не столько нуждам людей, ради которых якобы строились, сколько нуждам фаворитов-перонистов, которые ни в коей мере не могут считаться неимущими, в то время как уже работающие школы, общежития и больницы оставлены без средств и иногда даже закрываются. В Буэнос-Айресе Общество благодетельных леди, лишенное правительственной поддержки, было распущено, больницы, чье существование почти полностью зависело от их пожертвований, терпели жесточайшую нужду в лекарствах и даже в еде. Дома-школы – детище доктора Паласиоса, – которые строились из местных материалов в самых бедных районах страны и в которых дети из соседних лачуг учились вести дело своих отцов более научно и прибыльно, а заодно получали простейшие навыки гигиены и вежливости, закрылись. Одним из немногих учреждений, выживших после вмешательства фонда, было общежитие для работниц епископа де Андреаса, располагавшееся поблизости от Эвиного, со столовой, не столь роскошной, но всегда переполненной посетителями. По указу фонд обладал правом взять под свой контроль государственное учреждение социального вспомоществования; позже его права были расширены, и он мог распоряжаться любой частной или общественной благотворительной организацией в стране.