Яков Кумок - Губкин Страница 58

«РЕФОРМАТОРСКИЙ ПЫЛ ИЛИ УСЕРДИЕ НЕ ПО РАЗУМУ.

Мы страдаем одним большим недугом — реформаторским и реорганизационным зудом. Это не широкое революционное творчество, созидающее новые формы жизни, а потуги бюрократической худосочной мысли, сводящей порою наше организационное строительство к почти непрерывной переорганизации, непрерывной перестановке учреждений с одного места на другое, перемене различного рода подчинений и соподчинений».

Негодовать у председателя были причины веские: под его энергичным руководством Главсланец отлично потрудился! К 1921 году в его списках насчитывалось больше двух тысяч рабочих — они рубили сланец на Ундорских, Сызранских и Веймарнских копях (близ Петрограда). На Московском газовом заводе ставились опыты по газификации сланца; внедрялось сланцевое топливо в цементной промышленности. Кроме Осташковской лаборатории, неугомонный председатель создал испытательную станцию при Московском университете, руководимую знаменитым химиком профессором Зелинским.

Эпизод с «покушением» на Главсланец дал Ивану Михайловичу повод обратиться к Ленину. Он написал ему письмо. Ответом явилось следующее распоряжение Владимира Ильича:

«13 VII 1921 г.

Фотиевой (или Гляссер)

Пошлите Богданову, Смилге (если он не уехал еще) и Кржижановскому и Рыкову (Копия Смольянинову) следующее (письмо телефонограмму) лучше письмо с копией письма Губкина:

При свидании с Губкиным я просил его обращаться прямо ко мне, когда есть что важное.

Письмом от 13.VII. он просит поставить в СТО вопрос об отмене решения Главтопа и Президиума ВСНХ насчет включения Главсланца в Главуголь. Просит сохранить самостоятельность Главсланца.

Прилагаю копию его письма.

Прошу дать мне поскорее краткий отзыв, в несколько строк.

Мне кажутся доводы Губкина вескими.

Вопрос был пересмотрен, и Главсланец сохранен в качестве самостоятельного управления.

Деятельность Главсланца высоко оценивали ближайшие сотрудники Ильича Л.Б. Красин и Г.М. Кржижановский. Через год после вышеописанного случая Красин, специально изучив работу Главсланца, написал Владимиру Ильичу письмо, в котором указал на то значение, которое сланцы могут получить в экономике страны.

16 октября 1922 года Ленин направил в высшие органы республики следующую бумагу:

«В Президиум ВСНХ — тов. Богданову

Копии:

В Госплан — тов. Кржижановскому

и Пятакову

В НКФИН — Владимирову

В Президиум ВЦИК

Зампредсовнаркома тов. Каменеву

и тов. Красину Л. Б.

Тов. Красин прислал мне письмо, в котором сообщает о крупнейших успехах группы инженеров во главе с т. Губкиным, которая с упорством, приближающимся к героическому, и при ничтожной поддержке со стороны государственных органов, из ничего развила не только обстоятельное научное обследование горючих сланцев и сапропеля, но и научилась практически приготовлять из этих ископаемых различные Полезные продукты, как то: ихтиол, черный лак, различные мыла, парафины, сернокислый аммоний и т. д.

Ввиду того, что эти работы, по свидетельству т. Красина, являются прочной основой промышленности, которая через, десяток, другой лет будет давать России сотни миллионов, я предлагаю:

1. Немедленно обеспечить в финансовом отношении дальнейшее развитие этих работ.

2. Устранить и впредь устранять всяческие препятствия, тормозящие их, и

3. Наградить указанную группу инженеров трудовым орденом Красного Знамени и крупной денежной суммой.

О последующем прошу мне письменно сообщить через управделами СНК т. Горбунова. В случае каких-либо препятствий немедленно сообщите мне через него же.

«Все мы, — пишет Губкин, — работники тогдашнего Главсланца, были несказанно обрадованы оценкой нашей работы Владимиром Ильичей, и его внимание к нам. останется самым дорогим, самым священным воспоминанием в нашей жизни».

Глава 36,

«Как-то среди зимы звонят из Кремля и требуют кого-либо из членов коллегии Главконефти к телефону. Главконефть тогда почему-то перекочевала в Петербург в б. Нобелевский дом на Екатерининском канале, оставив в Москве небольшое представительство, в том числе и меня. Подхожу к телефону. Сообщают, что будет говорить Ленин. Владимир Ильич, осведомившись, кто у телефона, передает неизвестный мне факт о том, что нижегородские власти задержали маршрутный поезд с нефтью для Москвы, и приказывает немедленно проверить это, составить срочно строгую телеграмму и привезти ему на подпись. Далее последовал строгий приказ следить за продвижением маршрута и ему докладывать. В то тяжелое время Ленин искал выхода из тисков топливного голода и хватался буквально за всякую возможность, сулившую принести облегчение. Так, пользуясь тем, что Астрахань оставалась в наших руках, он пробует через нее установить связь с Грозненским районом, который в конце 1918 года тоже оставался еще во власти Советов. Прямой железнодорожный путь через Ростов был уже отрезан. Там хозяйничали белые. Оставалась возможность проникнуть только из Астрахани степями вдоль побережья Каспийского моря. С этой целью зимой в начале 1919 года была организована экспедиция под руководством тогдашнего члена коллегии Главконефти С.М. Тер-Габриеляна. Задачей экспедиции было — попасть в Грозный и свезти туда денежное подкрепление промыслам. К сожалению, дальше Астрахани экспедиция не попала, ибо путь на Грозный и в этом направлении был отрезан. В эту злополучную зиму там, в прикаспийских степях, страдала от холода, голода и тифа очистившая Северный Кавказ и отступавшая на север XI Красная Армия.

Завезенные в центр страны запасы нефти быстро истощались. Случаи самовольного захвата жидкого топлива местными властями повторялись.

…В течение двух лет страна пролетарской диктатуры не получала подкрепления своих нефтяных запасов…

…К началу 1920 года все нефтяные запасы в РСФСР окончательно иссякли…

Зимою 1919/20 года был освобожден Донбасс, а в середине января 1920 года пришла весть об освобождении Урало-Эмбинского нефтяного района. В этом районе на нефтеперегонном заводе в Ракуше, расположенном на северном побережье Каспийского моря, скопилось около 14 миллионов пудов (230 тысяч тонн) невывезенной нефти. М.В. Фрунзе, командующий Туркестанским фронтом, срочно сообщил об этом Совету обороны, Реввоенсовету и Чусоснабарму. У Владимира Ильича возникла мысль вывезти эту нефть в центр Советской страны; он передал этот вопрос на срочную проработку в Главнефть. Надлежало организовать этот вывоз еще в зимнее время, до открытия навигации, и хоть немного помочь красной столице, задыхающейся в тисках нефтяного голода. Возникал вопрос, каким путем организовать этот вывоз зимою из пустынного края, где гуляли снежные бураны. В обычное время сообщение с Эмбинским районом осуществлялось по Волге через Астрахань и вдоль северного берега Каспийского моря до Гурьева (в устьях реки Урала) и до Ракуши, через которую шел нефтепровод с нефтяных промыслов Досора и Маната к Каспийскому морю. Этим путем вывозили нефть и шло снабжение района продовольствием, оборудованием и материалами. После закрытия навигации район оказывался оторванным от всего остального мира на 5–6 месяцев в году. О невозможности вывоза говорить было нельзя. Нужно было что-то придумать. Вспомнили, что единственным транспортным средством в степях, засыпанных снегом, — в снежной Сахаре — может быть только верблюд, что единственной посудой, в которую могла быть налита нефть, являлись 8 — 10-пудовые бочонки, которые хранились на нефтеперегонных заводах в так называемых байдарках, где готовилась посуда для сухопутных перевозок. На каждого верблюда можно было погрузить не более 2 наполненных нефтью бочонков, т. е. около 16–20 пудов. Следовательно, караван в 100 верблюдов мог захватить приблизительно 1500–2000 пудов (около 25–30 тонн) и при расстоянии от Ракуши до Уральска (первого железнодорожного пункта) около 450–500 километров сделать два оборота в месяц. Если бы удалось снарядить несколько караванов, то можно было бы вывезти в Уральск несколько сот тонн нефти и направить ее оттуда на помощь Москве. Эти соображения были доложены В.И. Ленину, и он одобрил их ввиду безвыходности положения. Началась повсеместная мобилизация бочек. Со всех заводов было собрано около двух тысяч бочек, в которых можно было вывезти около 15–20 тысяч пудов нефти. Вся эта тара в архисрочном порядке, при исключительном нажиме Владимира Ильича, была направлена по железной дороге в Уральск. Оперативное руководство всем делом было возложено на вновь назначенного начальника треста «Эмбанефть» т. Фридмана, который следом за бочками направился в Уральск. При проектировании завоза эмбинской нефти никому в голову не приходило, что в Эмбинских степях нельзя будет достать верблюдов. Однако оказалось, что на всем пространстве между Уральском и Каспием вдоль по реке Уралу и на многие десятки километров в сторону от реки верблюдов нельзя будет найти. Часть их погибла во время гражданской войны, а остальные были угнаны в глубь степей, за пределы досягаемости. Форсируя «верблюжью историю», как было окрещено все предприятие по вывозу нефти из Ракуши на верблюдах, учитывая в то же время всю ее рискованность и ненадежность, Владимир Ильич стремился обеспечить вывоз этой нефти обычным путем, через Волгу. Задолго до открытия навигации, еще 27 февраля 1920 года, он посылает телеграмму в Астрахань комфлоту Раскольникову с копией члену Реввоенсовета XI армии С. М. Кирову: