Алиса Акимова - Дидро Страница 58

На пять лет пережив Дидро, Гольбах дожил до самой революции. Но письма его старшего друга полны были беспокойства о здоровье барона. В 1777-м Дидро пишет Софи Волан: «Мы думали уже, что теряем барона», — и настаивает на ее приезде. «Поторопитесь, если хотите застать кого-нибудь», напоминает, что их кружок потерял уже мадемуазель Леспинас, завтра может не стать мадам Жофрен, а ему самому скоро стукнет шестьдесят три, шестьдесят четыре, шестьдесят пять…

Они с бароном познакомились, когда Дидро был молод, а Гольбах совсем еще юн, продолжали дружить, когда возраст заставлял уже считать годы, и дружба их сохранилась навечно.

VIII Клод Анри Гельвеций

Гельвеций, нахлобучив на голову колпак… пытается доказать, что его ловчий мог бы написать такую же книгу «Об уме», как он сам». Это Дидро в письме к Софи от 1 сентября 1767 года подтрунивает над своим другом, вышучивая его утверждение, что все люди рождаются с одинаковыми умственными способностями.

Мы, разумеется, примем сторону Дидро и тоже сочтем, что это явное преувеличение. Но главное положение социальной философии Гельвеция — природное равенство людей (а он защищал его с редкой энергией и последовательностью) стало одним из краеугольных камней буржуазно-революционной идеологии.

Гельвеций отталкивался в своем учении от Монтескье, с которым был лично близок. Но общность научных интересов и родство философских и политических воззрений сдружили его с Дидро и Гольбахом и сделали деятельнейшим членом общества барона, постоянным участником его «четвергов» — «дней синагоги».

Для «Энциклопедии» Гельвеций написал сравнительно мало, много меньше других, но вклад его во французский материализм XVIII столетия очень значителен, и он с полным правом должен быть причислен к числу граждан энциклопедической республики.

Достаточно вспомнить — книга «Об уме» стала одной из причин того, что 8 марта 1759 года отобрали привилегию на «Энциклопедию». Еще полнее и отчетливее его философские и социально-политические взгляды были изложены в трактате «О человеке».

Воззрения его и в самом деле были таковы, что не приходится удивляться ни ухищрениям, которых требовала их публикация, ни вызванным ими репрессиям. Он опровергал самые устои религии и общества, зиждившегося на сословных привилегиях.

Основное жизненное начало человека, утверждал Гельвеций, как и Гольбах и Дидро, — его физическая способность к ощущению. Из нее вырастают и любовь к удовольствиям и ненависть к страданиям. Это и есть то, что мы называем любовью к себе. А она порождает и властолюбие, и зависть, и все прочие страсти человека. Осуждать людей за это не следует, надо брать их такими, какие они есть.«… раздражаться следствиями их себялюбия, значит жаловаться на весенние бури, летнюю жару, осенние дожди и зимние стужи». Страсти необходимы для деятельности человека. (Вспомним, что писал о страстях Дидро!) Человек по природе не добр и не зол. Врожденных идей не существует. Все наши идеи мы получаем через ощущения. Мораль — продукт воспитания и подражания. «Люди не рождаются, а становятся такими, какие они есть».

Определяющее значение среды — очень важный прогрессивный тезис учения Гельвеция.

Идеи и поведение человека зависят от его потребностей. Голод и нужда делают человека трудолюбивым и мудрым, заставляют его совершенствовать орудия труда.

Зато рассуждения Гельвеция о человеческом обществе сложились под влиянием господствовавших в XVIII веке индивидуалистических представлений. Он утверждает, что в природе людей нет взаимного притяжения. Только интересы и потребности заставляют их заключать между собой соглашения. (Здесь он близок и к Гольбаху и к Тюрго.) Человек — слабое животное, поэтому он и объединяется с другими людьми, чтобы защищаться от более сильных животных и обеспечить себе пропитание.

Проследив различные стадии развития человечества, Гельвеций приходит к выводу, столь естественному для глашатая буржуазии (но он пойдет потом и дальше), утверждая, что самый священный принцип жизни, пригодный для всех формаций, — это обеспечение собственности каждого члена общества. Собственность утверждает справедливость, то есть основу всех общественных добродетелей человека. Каждый должен получать то, что ему надлежит. Справедлив тот, кто соблюдает соглашение, и несправедлив тот, кто его нарушает.

Стремление людей к справедливости Гельвеций объясняет материалистически. Оно основано на благах, которые приносит справедливость, и на боязни бедствий, которые влечет за собой несправедливость.

ЗАКОН возникает как средство закрепить соглашения между людьми, и в первую очередь соглашение о собственности. А для того чтобы охранять закон, возникает ГОСУДАРСТВО.

Принцип справедливости действует и в отношениях между обществами. Международное право возникает тоже в силу необходимости, и соглашение не нарушается, пока сохраняется равновесие сил. Если один народ становится сильнее другого, он может быть несправедливым безнаказанно. Гельвеций не ограничивается объяснением причин войн и агрессий, но резко выступает против насилий и грабежей, чинимых европейцами в Индии, Африке, Америке, и обличает позорную роль церкви. Она освящает своим авторитетом нарушение правил, запечатленных, по ее словам, богом во всех сердцах.

Нравственность, в учении Гельвеция, тесно связана с общественным порядком и тем же принципом справедливости. Добродетельно то, что полезно для общества, порочно то, что для него вредно.

Но и мораль восходит к физическим ощущениям. Основа добродетели — разумно понятый собственный интерес. (Вспомним «разумный эгоизм» Чернышевского и Добролюбова!) Он побуждает человека жертвовать временной личной выгодой для выгоды общей. Высшая добродетель — гуманизм. Но Гельвеций еще не понимает того, что поняли позже марксисты: связи моральных инстинктов с процессом развития человечества.

Общественное благо — высший закон, одинаково обязательный для всех людей, каково бы ни было их общественное положение. Этот демократический принцип — один из главных в социальных взглядах Гельвеция. Отсюда и его точка зрения на власть. Носитель верховной власти — лишь доверенное лицо нации. «Воплощенная в государстве сила есть лишь сила его народа».

Гельвеций отдает предпочтение республиканской форме правления, выступает против единовластия, не отграничивая его от деспотизма. Считает, что власть должна быть выборной, хотя выборность представляет себе еще наивно.

И он отдает дань тому же заблуждению, что Вольтер и Дидро. Верит, что власть может оказаться в руках просвещенного и добродетельного государя. Такие монархи, как Генрих IV, Фридрих II, Екатерина II, способны, по его мнению, просветить мир.