Михаил Каратеев - По следам конквистадоров Страница 59

Лично я, пробыв в Асунсионе около года, переселился в Аргентину, где получил место инженера по своей специальности.

Эпилог

Приток русских колонистов в Парагвай давно прекратился, условия там за истекшие десятилетия тоже значительно изменились, поэтому мои очерки сегодня имеют скорее историческое значение, чем информативное.

Но все же некоторые читатели могут меня спросить; типичен ли наш случай для Парагвая и может ли там успешно развиваться колонизация?

На последнее сама жизнь уже давно ответила утвердительно. Многие русские колонии, зародившиеся одновременно с нашей, пережив неизбежные невзгоды первых лет, прочно стали на ноги и достигли относительного благосостояния. Но следует добавить, что эти колонии были основаны крестьянами, тогда как все составившиеся из городских элементов почти сразу зачахли.

Главная причина этого заключается не в отсутствии у горожан агрокультурных знаний или крестьянской трудоспособности, а в том, что у них не было той высшей формы настойчивости, которая порождается только безвыходным положением. Среди людей городских профессий, взявшихся в Парагвае за земледелие, было немало таких, которые не боялись никакого труда и работали ничуть не хуже крестьян. С другой стороны, у многих природных земледельцев в парагвайских условиях опускались руки и они впадали в подлинное отчаянье. Но проходило два-три года — стойкий горожанин бросал свою чакру и уезжал в Асунсион, а «шаткий» крестьянин оставался на месте и налаживал недурное хозяйство.

Причина этого проста: когда на горожанина посыпались неудачи или его одолела тоска, он вспомнил, что у него есть в запасе какая-то городская специальность, которая может избавить от всех «прелестей» кампы. У крестьянина такой возможности не было. Отрыв от земли означал для него крушение всего искони привычного жизненного уклада, а потому он волей-неволей должен был стиснуть зубы и перетерпеть. Это терпение и приводило его к победе.

Из колонистов городского типа, наша группа, безусловно, имела больше шансов на успех, чем все остальные: она была отлично экипирована, достаточно обеспечена деньгами, а ее людской состав был однороден, дисциплинирован и качественно хорош. И если бы нашей общей судьбой и кассой не распоряжался человек, ничего не смысливший ни в хозяйстве, ни в вопросах администрации, но в то же время безгранично самоуверенный, — судьба колонии могла сложиться совершенно иначе. Особенно если бы мы сделали ставку на скотоводство, которое в нашем районе обещало неизмеримо больше того, что могло дать земледелие.

Но все это осталось в далеком прошлом и очень многие участники описанных здесь событий уже совершили свой последний путь в асунсионском трамвае… А те, которые еще живы, вероятно как я, вспоминают пережитое без особой горечи.

У костра

Мы сидим у костра, а вокруг молчаливая ночь;Искры с треском взлетают и быстро уносятся прочь.Я на реку гляжу, — за рекою горят светлякиИ обрызгана золотом гладь этой тихой реки.Тянет сыростью с полных загадки и жути болот,Там живут лихорадки и нечисть лесная живет.Черный лес подступил и сковал очертанья полянТянет к нам свои цепкие, длинные руки лиан.Над водой потянулся чуть видимый, призрачный пар,Кони жмутся к огню, — за рекою не спит ягуар.Он, державный хозяин, гроза этих темных ночей,Здесь впервые увидел сегодня костер и людей.И ощерившись злобно, и гневно хвостом шевеля,Он глядел через реку на желтые блики огня.В нем тревога клубилась и сделалось страшно ему,И ушел он понуро в лесную, привычную тьму.Мы сидим у костра и такой в его треске уют!Эту радость лесную не многие ныне поймут:Для чего в городах им костры, когда есть фонари?Кто ж счастливей — они, иль живущие здесь дикари?Мне сегодня и думать над этим вопросом невмочь…Я беру карабин и стреляю в волшебницу-ночь.Может быть и удобней костра городской наш фонарь,Но сегодня я счастлив: я пьяный, свободный дикарь!

На кампе

После жаркого летнего дняКак желанны вечерние тени!Изукрасила небо заря,Кампа в мареве неги и лени.На багровом экране небесНеподвижные парятся пальмыА за ними — темнеющий лесИ лагуны, блестящие сталью.Тишина. Лишь туда, где светлей,Где пылает заря золотая,С легким криком над синью полейПламенея летят попугаи.Изнуренная зноем траваШелестит у коня под ногами,И вещает седая сова,Что так было и будет веками…И беспечно, бездумно я рад,Ни дороги, ни цели не зная,Ехать, ехать вперед наугадПо безлюдным степям Парагвая.

Тропическая ночь

Налитый тайной первозданноюЛес обступил меня кругомИ змеями повис лианнымиНад затухающим костром.И чар природы экзотическойНе разорвать, не превозмочь…Пьянясь отравою тропической,Благословляю эту ночь.И жизнь не кажется напрасною,И боль утрат не так остра.Когда горит в зените ясноеСозвездье Южного Креста.Когда с лесными отголоскамиЯ звоны струн сердечных слил,Когда в реке играет всплескамиШальной от счастья крокодил.И зыбится в воде сверкающийЛуной осеребренный круг,И что-то шепчет примиряющеОдевший берега бамбук.А явь сплетается со сказкою,Откуда Ты, тропой чудес.Спешишь с любовью и опаскоюКо мне, сквозь этот дикий лес.И подойдешь к костру, свободнаяОт всех общественных цепей,Чтоб приобщиться к первородномуПростому счастью дикарей.

Примечания

1

В Южной Америке все называют ягуара тигром, а пуму — львом, очевидно, такое переименование льстит национальному самолюбию.

2

Кампа — безлесная равнина, иногда поросшая редкими пальмами, кустами и кактусами. в переносном смысле — пастбище, поле.

3

Деревцо, из листьев которого изготовляется мате, родственно растущему у нас на Кавказе падубу.

4

Из всех известных мне южноамериканских стран, Уругвай в этом отношении наиболее благополучен, особенно провинция.