Ник Билтон - Инкубатор Twitter. Подлинная история денег, власти, дружбы и предательства Страница 6

В какой-то момент возник Эв и начал задавать вопросы. Ноа был должен слишком много денег Эву, продолжавшему финансировать Odeo, чтобы отказаться отвечать. Вскоре начали сбываться мрачные прогнозы насчет того, что бизнес разрушает дружбу.

Постепенно команда Эва переехала в небольшую квартиру Ноа. Пришлось потратить определенные силы, убеждая жену Ноа Эрин, что это временное явление, но в конце концов все получилось. Эрин даже не старалась скрыть неудовольствие – еще бы, ее гостиная стала прибежищем нечесаных программистов со странными манерами: Рэбл частенько сиживал за компьютером, одной рукой набивая код, а второй постоянно почесываясь.

Ближе к утру общая атмосфера (запахи, звуки, разговоры) взрывалась кипящим злобой воплем Эрин: «Ноа, в спальню! Немедленно!» Как ребенок, уличенный в том, что не вынес мусор, Ноа с опущенной головой и тяжелым сердцем покорно брел за женой. Следовала серия криков, серия извинений, ее каблуки отбивали быстрый ритм по коридору, и дверь с грохотом исполняла финальный аккорд. После чего Ноа всегда появлялся в гостиной с таким видом, будто ничего не случилось: улыбался, отпускал шуточки и призывал всех «показать класс».

К концу года интернет-сайт подкастов начал складываться, а вот остальной бизнес разваливался на глазах. Финансы улетели в трубу. Ситуация с квартирой ухудшилась настолько, что под угрозой оказался брак Ноа. Он встал на перепутье: или останавливать проект Odeo, или просить еще денег у Эва.

Ноа подъехал к Эву с просьбой дать еще 200 тысяч долларов, чтобы довести Odeo от замысла до реальности. Тот согласился профинансировать проект и даже пообещал обеспечить финансовые поступления от других венчурных фондов, но только при одном условии: он становится CEO. Это был не только компромисс, но и свержение лидера. Для Ноа, так и оставшегося никем в мире новых технологий, это означало: отныне проект Odeo будет ассоциироваться только с Эвом, имевшим и хорошее имя, и кредит доверия. Чтобы смягчить другу горечь утраты, Эв предложил оплачивать аренду своей бывшей квартиры, чтобы она стала первым нормальным офисом Odeo.

Эв оказался в парадоксальной ситуации. Его совершенно не интересовали подкасты, но ему начала нравиться слава среди блогеров и журналистов – слава одного из первопроходцев в мире технологий. Человек, определяющий основные направления развития блогов, – это звучит гордо. В Odeo он увидел возможность получить такой же статус в сфере подкастов. Пришла пора доказать, что он не «автор одного хита». И если Ноа хотел добиться успеха в борьбе с официальным радио и довести проект до ума, ему необходимо было понять: придется пустить за руль парня с фермы из Небраски. Ему не оставалось ничего другого, как согласиться. Он уступил Эву роль CEO за 200 тысяч долларов инвестиций и ключи от квартиры, которую он когда-то увидел на фотографии в Forbes.

@Джек

Мало кто замечал 28-летнего парня, каждый день сидевшего у окна кофейни Caffee Centro. Люди забегали сюда перекусить или проходили мимо по тротуару, но лишь немногие заговаривали с ним. Ему это нравилось. Зачастую он предпочитал нацепить наушники, пустить в них слабый гул мрачноватого панк-рока и подолгу массировать пальцами клавиши компьютера.

Он поглядывал в окно, у которого проводил большую часть жизни. Для многих он уже стал частью интерьера – прозрачным куском стекла, человеком-невидимкой. Он родился с задержкой в развитии речи, и в детстве ему было трудно разговаривать: он произносил не больше одного слога. Вместо «привет» получалось «при», а «прощай» звучало как зажеванное «про». Когда его спрашивали, «Как тебя зовут?», то вместо «Джек Дорси» мальчик говорил «Дже». И хотя врачи помогли ему решить проблемы с речью, эта история оставила серьезный след на его коммуникативных навыках.

Неспособность разговаривать имела для Джека свои плюсы. Он вырос в Сент-Луисе и часто ездил по всему городу на автобусе, изучая местных «синих воротничков» [6], во множестве обитавших в округе. Каждый поворот и вираж давал новую пищу для воображения. Задержка в развитии речи также помогла обрести единственного, но верного друга: когда мальчику исполнилось восемь лет, в доме появился компьютер PC Junior от IBM. Вскоре Джек уже был влюблен в черно-белый монитор и начал учиться разговаривать с ним на языке программного кода.

По выходным мать прерывала его беседы с компьютерами. Она таскала Джека и его братьев по улицам Сент-Луиса в поисках идеальной сумочки – «той настоящей сумки», как она говорила. В бесконечных магазинах Джек тихо устраивался в уголке. Постепенно он тоже проникся любовью к сумкам. Но не к дамским, разумеется, – а к большим, через плечо, как сумка почтальона.

Много лет спустя, в Сан-Франциско, он с такой и ходил. Светлая сумка Filson резко контрастировала с остальной одеждой Джека, обычно черной – футболка, свитер на молнии, джинсы и кеды. На его длинной тощей фигуре с узкими плечами куртки висели как тряпка. Иногда он вставлял в ноздрю серебряное кольцо – некий элемент игры.

Он любил кольца в носу. Однажды Джек фрилансером писал программы для продажи билетов туристам, желающим посетить тюрьму Алькатрас. Работодатель велел ему не появляться на работе с кольцом. Он предпочел не вынуть кольцо, а скрыть его под широкой бежевой банданой. В результате было трудно дышать, приходилось выбегать из офиса на улицу, разинув рот. В итоге Джек рассудил: лучше носить кольцо в носу и дышать свободно, чем вынимать кольцо и исполнять приказания начальства.

Сейчас, когда он сидел в Caffee Centro, его работодатель был не многим лучше. Он работал на ничем не примечательную билетную компанию, программируя на языке низшего уровня, в тисках которого чувствовал себя как в тюрьме. При любой возможности сбегал из офиса с ноутбуком или планшетом и бродил по Южному Парку – так называется район Сан-Франциско. Там натягивал наушники на растрепанные темные волосы и находил пристанище в местных кафешках или забегаловках, продающих сэндвичи. На самом деле этот район города был не просто Парком. Это была Мекка ботаников-задротов.

Каждый день он проводил там как можно больше времени. Мрачными вечерами экран ноутбука освещал его лицо, словно фонарь – темный подвал. Иногда он сидел и рисовал в блокноте, глядя через окно на велосипедистов и пешеходов. А в какие-то дни тусовался в 150-метровом сквере на овальной лужайке, выглядевшей так, словно она находится перед Букингемским дворцом в Лондоне, а не посреди заводского квартала Сан-Франциско. Посреди парка стояла старая полуразрушенная коричневая детская площадка.

Южный Парк сыграл ключевую роль в конце девяностых: здесь зародилось множество ныне покойных стартапов, моментально сдувшихся после того, как лопнул мыльный пузырь акций технологических компаний. Pets.com и другие стартапы, промотавшие тогда сотни миллионов долларов на дурацкие вечеринки, безумные зарплаты и дорогую рекламу на телевидении, встретили смерть, глядя окнами на Южный Парк.

Но Южный Парк не всегда был центром технологического бума. До того как сюда переехали стартапы, он был средоточием публичных домов, наркодилеров, притонов и вонючих гостиниц. После того как пузырь лопнул, район почти вернулся к положению Пороквилля, но в середине 2005 года интернет совершил мощный прорыв. Такие компании, как PSWorld и VideoEgg, сняли помещения под офисы на северной стороне Парка. На южной стороне в светлый просторный офис переехал журнал Wired – главный судья новых технологий. А рядом с ними, в атмосфере кисло-сладкого аромата спортбаров и ночлежек для бездомных, примостилась небольшая компания, занимавшаяся развитием аудиоподкастов, – Odeo.

Джек всегда был большим приверженцем постоянства, поэтому каждый день, приходя в Caffee Centro, садился на одно и то же место. С хлипкого деревянного стула впритык к окну он мог созерцать проплывающую мимо жизнь как немое кино.

В солнечные дни он сидел в парке. Ноутбук наполовину скрылся в траве, будто хищник. Хищник пытался где-нибудь поймать беспроводной интернет от компании, оставившей открытой свою сеть. Но, как гласит поговорка, «ваша самая холодная зима – это лето в Сан-Франциско», и серым июньским днем 2005 года Джек сидел во вполне уютном помещении под крышей.

В тот день, глядя на обезлюдевший парк, он впал в особенно глубокую меланхолию. Жизнь в Сан-Франциско оказалась совсем не такой, какой виделась ему, когда он перебирался сюда из Сент-Луиса. Тогда, несколько лет назад, после краткого заезда в Нью-Йорк, где он поработал велосипедным курьером, он отчаянно стремился поработать в каком-нибудь настоящем стартапе. До сих пор этого так и не произошло.

Прикидывая, как бы избавиться от бесперспективной работы, он вдруг заметил за окном кого-то как будто знакомого. Нет, не лично. Джек узнал короткую темную стрижку, заостренный нос, квадратный, покрытой редкой щетиной подбородок и, конечно, яркие кеды. В интернете бесконечно рассказывали истории о том, как этот человек продал компанию за несколько миллионов долларов. А он меж тем продолжал ходить туда-сюда, а затем, к удивлению Джека, зашел в кафе и встал у стойки, чтобы сделать заказ.