Анна Марианис - Николай Рерих. Мистерия жизни и тайна творчества Страница 6

С юных лет Рерих выказывал любовь к фольклорным героям, столь часто становившимся впоследствии персонажами его картин. Николай писал из Извары своему приятелю по Академии художеств, Л. М. Антокольскому (племяннику знаменитого скульптора М. М. Антокольского): «Какая глубина в этой народной старине! Например: Иван-Царевич – ведь это весенний луч, пробивающийся сквозь царство смерти, зимы, чтобы освободить красавицу Лето. Не узкая, а общая, всесветная идея».[36]

«Ушкуйник». 1894

«Иван-Царевич наезжает на убогую избушку». 1894. (Не сохранилась)

Заслуживают внимания и другие мысли, высказанные Н. Рерихом в этом же письме: «С удовольствием читал, что Ты не соблазняешься заказами – поставил же себе задачу более высокую, чем выполнение маленьких заказов, – на это есть своего рода чернорабочие. Этой судьбы и мы не минем, если, чего Боже упаси, из нас толку не будет. А пока только есть силы, будем вперед идти, будем стараться сказать свое слово в искусстве. У нас задача не только покорить натуру, но стать ее вечным властелином. Оживотворить натуру – заставить ее говорить нашими словами. Творить. <…>

Не слишком останавливайся на этюдах – лучше побольше сил положи на эскиз, это глубже. Во всяком случае, человек, поставивший себе большую задачу, хотя бы и не выполнивший ее вполне, все же лучше маленького человечка, ограничившегося маленькой задачей, даже и доведенной до конца. Кто не сочиняет, тот протоколист, а не художник истинный».[37]

Эти строки говорят о том, что уже в те юные годы Николай Рерих выработал для себя определенную идейную позицию в творческой деятельности, которой неукоснительно следовал и в дальнейшей жизни.

В 1895 году художником были созданы эскизы к «Утру богатырства Киевского» и «Вечеру богатырства Киевского», «В греках», а также навеянная оперой Римского-Корсакова работа «Садко у морского царя».

Не все удавалось молодому художнику сразу: его техника рисунка оставляла желать лучшего. Биографы отмечают, что этому способствовало то обстоятельство, что у молодого Рериха в свое время не установилось взаимопонимания с преподавателем рисования в Академии, Павлом Петровичем Чистяковым. Чистяков был талантливейшим педагогом своего времени и к тому же замечательным рисовальщиком. Посмотрев эскизы Рериха, он посоветовал молодому художнику «не оригинальничать, а сделать порутиннее». В этом совете был определенный резон: техника студента не поспевала за его творческими замыслами; сюжеты эскизов Рериха были слишком сложны для того, чтобы он мог воплотить их графически на должном уровне. Так, увидев эскиз Рериха на заданную тему «Медный змий», П. П. Чистяков посоветовал начинающему художнику не выдумывать своего сюжета, а взять его у Доре. Но Николай Рерих не мог ограничиваться слепым подражанием кому бы то ни было – это просто противоречило его натуре. В итоге студент и маститый педагог так и не пришли к взаимопониманию, что в дальнейшем негативно отразилось на технике рисунка Рериха, чего, возможно, не было бы, если бы Рерих внимательнее прислушивался к советам Чистякова.

Сам Николай Константинович в автобиографических очерках вспоминал: «Головной класс – профессора Лаверецкий и Пожалостин. На ближайшем экзамене перевод в фигурный. Там Чистяков и Залеман. Чистяков за Аполлона перевел на следующем экзамене в натурный. А сам во время работы как закричит: «У вас Аполлон-то француз, ноги больно перетонили»».[38] Студент, впрочем, не растерялся и быстро исправил положение, вернув ногам Аполлона античные пропорции.

В натурном классе, куда был успешно переведен Николай Рерих, ему предстояло работать уже не с гипсовыми слепками античных статуй, а с натурщиками.

За стенами Академии

Николаю Рериху с самых юных лет было свойственно то, что называется «творческой многогранностью». Широта его интересов, неутомимая жажда знаний просто поражали. Его одновременно влекло и к искусству, и к науке. Программа обучения как в университете, так и в Академии художеств была обширной и достаточно сложной для освоения. Но студент Рерих все равно не мог ею удовлетвориться. Его интересовали и естествознание, и древняя история, и античная литература, и музыковедение, и бог знает что еще. Он успевал посещать концерты музыки Вагнера и русских композиторов, бывать в операх, читать Бальзака и Льва Толстого, работать в Публичной библиотеке и бывать на археологических раскопках, ходить на этюды и писать собственные рассказы, публиковавшиеся в тогдашних петербургских журналах. Своими увлечениями он подчас заражал приятелей-сокурсников. Так, другой ученик Куинджи, Аркадий Рылов, в своих воспоминаниях писал: «…я любил русские былины и интересовался славянской песней и музыкой. Этим я обязан товарищу моему Н. Рериху. Мы с ним были неизменными посетителями беляевских симфонических концертов в Дворянском собрании, состоявших исключительно из русской музыки. На этих концертах обыкновенно впервые исполнялись новые произведения Римского-Корсакова, Глазунова, Лядова, Аренского и других под управлением авторов.

Митрофан Петрович Беляев, известный русский музыкальный деятель и меценат, прекрасно издавал в Лейпциге произведения русских композиторов и устраивал в России и за границей концерты, симфонические и квартетные, русской музыки. <…>

Мы с Рерихом и еще кое с кем из товарищей сидели на хорах, в антракте занимали пустые места внизу».[39]

Помимо тяги к самообразованию и широчайших творческих интересов Рерих осознанно стремился к нравственному и духовному самосовершенствованию; он делал попытки объединить в этом стремлении и других студентов. В 1894 году у Николая возникла идея создания кружка по самообразованию для будущих художников, и он приступил к разработке устава кружка академистов, целью которого было углубленное самообразование. Около двух лет ушло на создание программы занятий философией, эстетикой, естествознанием, историей (как общей историей, так и историей искусств и культуры), а также психологией и другими предметами. Правда, Николая постигло разочарование: большинству студентов, ради которых юный Рерих создавал проект кружка, программа его занятий показалась слишком сложной и обширной, и идею создания кружка пришлось отставить. Как вспоминал сокурсник Николая Аркадий Рылов, «по инициативе Рериха образовался было кружок по изучению древнерусского и славянского искусства. Собирались раз в месяц в квартире профессора Военно-медицинской академии И. Р. Тарханова. Мне поручено было приготовить реферат о поэзии славян. Я прочел в библиотеке кое-что по этому вопросу, но реферата, к моему удовольствию, читать не пришлось, так как кружок распался».[40] Показательно само стремление молодого художника к столь интенсивному самообразованию и к созданию организации, способной открыть путь к знаниям всем желающим: потенциал будущего выдающегося исследователя и просветителя проявился в душе Рериха уже в студенческие годы. И если однокурсникам разработанная им программа показалась невыполнимой, то сам Николай упорно следовал ее реализации в жизни.

Н. Рерих

Остается лишь удивляться, где юный Рерих находил время для всего намеченного им – и это притом, что зарабатывать себе на жизнь он тоже начал уже в студенческие годы. В немалой степени этому способствовала и довольно сложная семейная ситуация: поскольку в выборе будущей специальности Николай проявил самостоятельность – в противовес мнению отца, ему неудобно было постоянно обращаться к нему за помощью в финансовых вопросах. А между тем обучение в Академии художеств было недешевым, несмотря на субсидии студентам: покупка красок, бумаги, холстов постоянно требовала денег. А еще хотелось сходить в театр, на концерт, съездить на раскопки, купить необходимые для самообразования книги и журналы…

Основным заработком Николая Рериха во время обучения в Академии стала, как и для многих других русских художников, иконопись. Церковные заказы на иконы давали молодому художнику стабильный доход, но не всегда приносили ему творческое удовлетворение: Рерих не любил работать по каким-либо шаблонам, а в иконописи обойтись без них было невозможно. Кроме иконописи, Рерих зарабатывал и иллюстрированием в журналах. Как сообщал сам художник, «было отвоевано право стать художником. Первые рисунки в «Звезде» и в «Иллюстрации[41]».[42]

Еще одним средством зарабатывания на жизнь была для Николая литература – его очерки и рассказы, стихи и философские сказки нередко публиковались в столичных журналах.

Говоря о жизни и интересах Николая Рериха в студенческие годы, невозможно не упомянуть о его характере и отношениях с сокурсниками. Несмотря на свою общительность, искреннюю доброжелательность и широкий круг знакомств, Рерих многим казался достаточно обособленным, непростым человеком. Как отмечал биограф Рериха Сергей Эрнст, уже в мастерской Куинджи проявилась характерная черта молодого художника: он любил работать не в общем классе, на глазах у других студентов, а наедине. Он не был склонен открывать душу первому встречному, как это часто делают молодые люди его возраста. Кроме того, его образ жизни был абсолютно чужд той богемности, которая часто свойственна молодым художникам. И за стенами Академии Николай не отличался любовью к большим компаниям. Он не был участником шумных и веселых студенческих пирушек, не терял время, как другие, болтая с приятелями ни о чем. Его занятия подчинялись четкому ритму и жесткой дисциплине, он старался не терять попусту ни минуты – да и как было иначе, если смыслом его существования был поиск не легкомысленных развлечений, а знаний, причем знаний больших, разносторонних. Круг интересов Николая Рериха неизмеримо превосходил интересы и увлечения его ровесников. Программа самообразования, намеченная им, требовала для реализации большой внутренней самодисциплины. Чтобы успеть осуществить все, к чему стремились его душа и ум, он вынужден был жить не так, как большинство молодых людей его возраста. Рерих заметно отличался от сверстников своей духовно-нравственной и интеллектуальной зрелостью – и они интуитивно чувствовали это.