Ольга Круглова - Япония по контракту Страница 6

— Это Ваш домашний адрес, — пока Хидэо укладывал в машину её чемоданы, Намико протянула листок.

Написано было по-английски, но выглядело странно: ни улицы, ни номера дома, только нечто непонятное под названием "чомэ". Оказалось, названия давали только большим проспектам, а в тесноте жилых районов адрес определяли эти самые "чомэ", то есть кварталы. Её чомэ имел номер один, у кварталов были номера. А домам номера не полагалось, им давали имена. Её дом назывался романтически — "вершина холма". Он и правда стоял на вершине холма, город не умещался в долине и выталкивал новые районы в предгорья. Но на этой самой вершине кроме её дома располагались десятки других. И все без номера. Не привези её сюда Хидэо, нескоро нашла бы она эту самую "вершину холма".

— Нравится? — спросил Хидэо.

Она кивнула. Ей понравилось название дома, написанное на бетонной плите у входа в подъезд. Крупные иероглифы, выгнутые из медного листа, причудливо сплетали тонкие лапки, как золотые жуки, ползущие среди плотных листьев вечнозелёного куста, посаженного у плиты. А сам дом был так себе, серая бетонная коробка в четыре этажа. Без лифта и без подъезда — двери квартир выходили на галереи, разбегавшиеся от лестницы, прикрытой застеклённым колпаком.

Открыв входную металлическую дверь — несерьёзную, тонкую, полую, они оказались на крохотном бетонном пятачке. Здесь полагалось оставить обувь и только потом шагнуть на возвышающийся пол прихожей. Нехитрая эта конструкция надёжно отсекала уличную грязь. Хидэо и Намико мгновенно скинули туфли и бесстрашно ступили на ледяной пол в тонких носочках. Намико выгрузила из своих сумок рюмки, вилки, ножи, кастрюли, полотенца… И шлёпанцы.

— У меня есть тапочки, я привезла из Москвы, — отказалась она от подарка.

Намико придирчиво осмотрела русскую обувь, вежливо забраковала:

— Мы, японцы, предпочитаем тапки без задников.

Обувь японскую, насквозь синтетическую, неуютную, пришлось надеть, чтобы не обидеть Намико, которая заботилась о ней, как родная сестра.

Квартира встретила странным запахом.

— Пахнут татами, они сплетены из травы, — объяснила Намико, — новые татами так приятно пахнут!

Русскому нюху запах приятным не показался. Пахли не только татами, но и отсыревшее дерево стенных шкафов, и свежая, но как будто мокрая бумага, которой были оклеены раздвижные двери комнат.

— Они называются фусума, — Намико объясняла ласково, охотно. — У нас даже в новых домах всё по-японски. — И тут же утешила: — Но туалет у Вас западный, с высоким унитазом, вестерн стайл.

А жаль! Она хотела жить совсем по-японски. Столовая и проходной коридорчик, где притулилась кухня, были застелены линолеумом. Пол двух других комнат образовывали татами — толстые циновки, окантованные по краям широкой тесьмой. Шесть татами размером сто восемьдесят сантиметров на девяносто, плотно пригнанные друг к другу, точно укрывали стандартную японскую комнату в девять и семь десятых квадратных метра — в тонкости японской геометрии её посвятил Хидэо.

Её ногу, занесённую над зелёной циновкой, остановил вопль Намико:

— В тапочках нельзя!

Оказалось, по татами можно было ходить только в носках. Или босиком. Ей опять предстояло переобуться, вернее разуться. Чтобы не сбиться, она повторяла про себя последовательность операций: входя в дом, надо надеть тапочки, входя в татами-комнату, их снять, выходя из татами-комнаты, снова надеть. На пороге туалета её опять настиг крик Намико:

— Тапочки!

Она затравленно скинула шлёпанцы, ступив босиком на холодные плитки пола. Намико бегом догнала её, завернув по дороге в прихожую, к своим сумкам за новой парой шлёпанцев с английской надписью "туалет" на носках.

— Входя в туалет, положено переобуться в специальные тапочки, — наставляла Намико.

Надпись "туалет" не являлась необходимым атрибутом туалетной обуви. Годились и ненадписанные тапки. Но специальные, другие. В которых по прочим помещениям не ходят. Эти шлёпанцы должны были стоять на пороге туалета. Она прикинула, сколько же пар тапочек соберётся у неё в доме, если она решит следовать японским традициям? Одни — для столовой, одни — для туалета, минимум две пары для гостей… И ещё она намеревалась сохранить удобные тёплые русские тапки, чтобы переобуться, когда гости уйдут. Получалось пять пар! Её жизнь грозила превратиться в сплошное переобувание: на дистанции в полтора метра от входной двери до татами-комнаты полагалось сменить обувь три раза. А если по дороге завернуть в туалет, то пять. Передвигаясь по собственному дому, она должна была постоянно помнить, что когда обуть. И когда снять. Опасаясь, что такая умственная нагрузка губительно скажется на её научной деятельности, она решила в будущем процедуру упростить. А пока под пристальным взглядом Намико покорно переобувалась. Тем более, что сегодня на ней были новенькие носочки.

Три крохотные комнатки с низким потолком (пожалуй, пониже будет, чем в хрущобах) должны были стать её домом на целый год.

— О, какая роскошь! — Хидэо поймал её скучный взгляд и пояснил свой восторг: — Мы могли бы снять для Вас однокомнатную квартиру. В Японии это нормально: один человек — одна комната! А у Вас их целых три. Это роскошь!

Хидэо гордился, а она растерянно озиралась. Она предпочла бы нечто поменьше, но потеплее, поуютнее. Она не ожидала, что, снимая квартиру в Японии, получит только голые стенки. Ни отопления, ни телефона…

— Всё это Вам придётся купить отдельно. Но газовую плиту Вы уже купили, а колонки в ванной и в кухне у Вас есть! И душ! В квартирах подешевле Вам пришлось бы покупать и это. Таковы правила.

Ей не понравились японские правила. Хидэо — её вопросы. Явно обиженный, он отошёл окну.

— Мы с женой сняли для Вас роскошную квартиру! Посмотрите, какой вид!

— О, вид на океан! — воскликнула Намико, хлопая в ладоши.

Намико всё время говорила так, восторженно восклицая. Должно быть, от смущения. Хидэо, стоя на полу, прилаживал абажуры к невысокому потолку, вставлял кольцевые лампы дневного света в хитрые зажимы. Сама она вряд ли справилась бы с непривычной конструкцией. Намико извлекла из своей бездонной сумки большие плоские подушки, положила на холодный линолеум столовой, уселась на них и принялась подшивать принесённые из дома шторы. Иголки, нитки, ножницы тоже были заботливо припасены заранее. Она покорно села рядом, взяла окоченевшими пальцами ледяную иглу. Холод в квартире был адский. Уже смеркалось, когда супруги Кобаяси ушли. Эти милые люди пожертвовали ради неё своим выходным днём!