Лидия Герман - Немка Страница 6

С Ирмой, её старшей сестрой Марией и младшим братом Владимиром, которого мы называли Валотт или просто Лотт, мы устраивали летом прогулки. Мы купались в нашей реке Караман и с большим удовольствием ловили раков. Осенью, после купального сезона, мы иногда ходили в фруктовые сады, после того как был уже снят урожай, и находили там еще сливы, яблоки и груши.

Охотно я играла с Розой Ромме или с Леной Морозовой, у которой папа был русский, и дома у них говорили только по-русски. Иногда я просила её сказать несколько слов по-русски, но она очень стеснялась и только один раз перевела мне несколько слов.

Совсем особое отношение у меня было к Норе (Элеоноре) Рау. Она была на несколько лет старше меня, была очень хороша собой, интеллигентна и хорошо воспитана, что особенно нравилось моей маме. Её родители были учителя. Она часто приглашала меня пойти с ней на прогулку.

Несколько раз я ходила с ней в библиотеку, где она обменивала уже прочитанные книги. И она мне пересказывала их так искусно, талантливо, что я затаив дыхание слушала её. Я очень гордилась дружбой с Норой, и она была моим идеалом. Что она во мне находила — не знаю, но однажды я ей продемонстрировала своё умение в гимнастике и она спросила: «Где же ты тренируешься?» Я ответила: «Немного в школе на уроках физкультуры, а потом с козлятами на лугу». Нора обняла меня и громко смеялась.

К моему десятому дню рождения подарила мне моя сестра Мария семиструнную гитару, которая в те годы была широко распространена по всей России. Мария наша очень любила петь и прекрасно пела с переливами на тирольский лад. Я думала, что она и на гитаре наверно играет, но нет, не она, а наш дядя Петер показал мне, как двумя-тремя аккордами можно сопровождать различные мелодии. Со временем я стала неплохо играть даже сложные мелодии.

На лето моя сестра с мужем и детьми выезжала в поле. Туда они брали с собой корову, кур и весь скарб. В поле была у каждой семьи небольшая изба из глины. Для приготовления пищи сооружался во дворе очаг наподобие плиты. Муж Марии Александр работал в колхозе трактористом. Женщины при необходимости тоже работали в поле, при этом одна из них поочерёдно присматривала за всеми детьми. Дважды (два лета) я тоже бывала в поле у Марии и помогала при прополке зерновых.

Однажды зимой, в начале 1941 г., мама поехала к моей сестре Элле на несколько дней в Луй. Её муж Адольф Шнайдер работал там бухгалтером. У них были две маленькие дочери-близнецы. Звали их Антонина и Изольда. Мама моя очень скучала по внучкам и намерена была поехать к ним всего на 2–3 дня. Однако прошло уже 4 дня — мама не возвращалась. Между тем у нас кончился хлеб, который мама напекла про запас, и Мария вынуждена была сама поставить тесто на хлеб, но забыла своевременно его перемешать, и оно сбежало почти всё через корыто на деревянный крашеный пол. Коза тоже издевалась над Марией — не хотела ей молоко отдавать. Подошло время постельное белье менять, а папа наш заупрямился: «Нет! Не будем менять до приезда Сины». В общем, всё пошло у нас вкривь и вкось, и ко всему этому проштрафился наш зять Александр. Со своими коллегами он праздновал какое-то событие и прокутил при этом 25 рублей! Драма, да и только. Вся наша родня была обеспокоена этим. Наконец папе удалось через кого-то узнать, что Синэ приедет в воскресенье.

Между тем приходили к нам дядя Петер с женой Евгенией и тётя Анна, предлагая свою помощь, папе же всё это казалось забавным и смешным. Тогда Петер, тоже со смехом, предложил к приезду Синэ подготовить какой-нибудь небольшой концертик, т. е. сочинить стихи про всё, что произошло в доме в отсутствие хозяйки, чтоб её покритиковать, и пропеть все под гитару. Предложение было принято.

К сожалению, сохранилось в моей памяти только несколько строк из сочиненных нами куплетов:

Wir kamen aus dem Kaukasusund wollen mal probierenFranze Sine ist nach Luj gefahr’nDie wollen wir kritisieren………………………………………Maria wollte Brot uns backen,doch sie verschlief die Zeit,der Teig stieg über den Trog auf den Bodendas Vieh fraß ihn dann auf.………………………………………Der Zwinger hat in einer Nacht25 Rubel verkracht…

В воскресенье приехала, наконец, мама.

Мой дядя Петер дирижировал, при этом у него на голове была маленькая круглая и пёстрая шапочка, называемая тюбетейка, едва державшаяся на одном ухе. Было очень смешно. Я сидела с огромными бантами в волосах и играла на гитаре. Мария с завитыми волосами что-то навесила на себя — она запевала. Тётя Женя (Евгения), принарядившись, тоже подпевала. Все мы пели весьма усердно.

Мама, озябшая, сидела у самой печки, от тепла потом раскраснелась и смотрела то на нас, то на папу и на всех родственников, разместившихся кто на чём, и громко смеясь. Мама смотрела как-то безучастно и чуть удивленно, и только тогда, когда наше пение дошло до момента, как Цвингер 25 рублей пропил, она вздрогнула, всплеснула руками и произнесла: «Jesus und Maria». Сам Александр громко смеялся, и она ему, конечно, простила его проступок.

Проявление интереса к сценическому искусству было не случайным в нашей семье. Мой дядя Петер был большой мастер рассказывать различные истории или сказки. При этом он умел наглядно представить как в смешной, так и в самой трагической позе, например, зайца или волка. Также его сестра Анна. Только в её рассказах всё происходило в радости и веселье. Моя мать совершенно преображалась, когда играла Christkind или снегурочку под ёлкой. Я с детства играла в школьном театре. Наш последний новогодний праздник в немецкой школе был в канун 1941 года. Мы представляли небесную сказку о звёздах, луне и солнце. Моя мама вложила много труда, чтобы смастерить для меня костюм солнца.

Мой четвёртый учебный год шел к концу, прошло полтора года, как я вступила в пионерскую организацию. Считалось, что только лучшие могут быть приняты, на деле же принимали всех. В нашем классе только одна девочка не была в пионерах, потому что она была верующая. Всем принятым пионерам повязывали красные галстуки, длинные концы которых скреплялись впереди специальным зажимом. На зажиме было изображено красное пламя, что символизировало цвет пролитой пролетарской крови в Великой Октябрьской социалистической революции.

В вестибюле нашей школы были вывешены фотографии лучших учеников. В нашем классе лучшими тогда считались: Виктор Гербер, Фрида Киндеркнехт, Альберт Пиннекер, Александр Роор и Лидия Герман, то есть я.

Все мы были на одной фотографии.

Первую неделю летних каникул я провела у моей сестры Марии в поле. Потом была дома и большую часть времени проводила с подругой Ирмой. В этот период мы особенно увлекались прыганьем через скакалку, которой мы, можно сказать, овладели в совершенстве: и вперед, и назад, и на одной ноге, и с накрест сложенными руками… Очень нам нравилось прыгать группами. Мы собирали девочек с нашей улицы, брали длинную толстую (бельевую?) верёвку, двое из нас крутили верёвку, остальные прыгали. Удовольствие неописуемое!