Михаил Кольцов - Испанский дневник Страница 6

Да, я думаю поехать на фронт. Завтра, если получу пропуск. Не может ли Оливер дать мне пропуск? Да, Оливер охотно соглашается дать мне пропуск. Он говорит адъютанту, и тот здесь же пишет на машинке бумагу, и Оливер подписывает. Он жмет руку и просит, чтобы русские рабочие получали правильную информацию об испанских анархистах. Неправда, что анархисты вчера разграбили винные склады «Педро Домек» Возможно, что какая-нибудь мразь это сделала, прикрывшись званием членов ФАИ. Неправда, что анархисты отказываются войти в правительство!..

После обеда за мной заехал Сандино и повез во дворец, к главе правительства. Стража у ступеней подъезда взяла на караул. Внутри тихо и пусто, бродят лакеи в ливрейных сюртуках. Секретарь просит обождать – сеньор Касановас принимает французскую делегацию. Тикают громадные мраморные часы. Мы все молчим. Странные звуки нарушают эту тишину. Похоже немного на звериный рев. Сначала один, потом несколько, потом много страшных ревущих звуков, словно много зверей пробуют голос. Что еще могло здесь случиться?! Я сгораю от любопытства. Надо тотчас же выбежать на улицу. Секретарь и Сандино не трогаются с места. Секретарь, наверно, трус. А полковник Фелипе Сандино?! Ладно, я буду спокойно сидеть. Секретарь вежливо улыбается. Я говорю:

– Потешные звуки…

– О да! Это, кажется, лев.

– Почему лев?

– Это, наверно, лев, хотя там есть и тигры.

– Где там?

– В зоологическом саду.

– Здесь разве зоологический сад? Рядом с дворцом?

– Да, совсем рядом. Мы почти соседи. У нас на Западе в так называемых зоологических садах имеются различные звери. Например, львы, леопарды, крокодилы, змеи, слоны.

При слове «слоны» я не могу больше удержаться. В это время открывается дверь кабинета, сеньор Касановас провожает французскую делегацию. Он и все начинают тоже смеяться, не зная причины. На всех находит хорошее настроение. Среди делегатов я узнаю Леона Жуо.

Сеньор Касановас крайне любезен. Он подробно разъяснил мне принципы автономии Каталонии и координации ее правительства с центральным правительством в Мадриде. Трениям между партиями в Барселоне не следует придавать чрезмерного значения. Президент Каталонии сеньор Компапис и он, Касановас, приложат все усилия и обеспечат единство вокруг правительства. В отношении быстрой ликвидации мятежа – он совершенно в ней убежден. Но это будет не сразу. Недели? Да, если хотите, недели. Во всяком случае, не дни. Декретом каталонского правительства учреждена комиссия промышленности и обороны, в полное ведение которой переданы все крупнейшие металлургические и машиностроительные заводы, в том числе автомобильный завод «Испано-Суиса», резиновые, электротехнические, химические и некоторые текстильные предприятия. Заводским комитетам предоставляется право с пятнадцатого августа вступить в полное управление производством на предприятиях, принадлежащих участникам фашистского мятежа.

– Мы бросаем сейчас все силы на взятие Сарагосы, которая является одним из трех очагов фашистского мятежа. Взятие Сарагосы, где сосредоточены крупные военные части, танки, орудия и авиация, требует значительных усилий. Но оно развяжет нам руки для других военных действий. Мы продолжаем создавать новые отряды рабочей милиции, которые впоследствии превратятся в регулярные части народной армии. Одновременно каталонское правительство принимает все меры для организации нормальной жизни в столице и во всем нашем крае.

Касановас распрощался и ушел с Сандино на заседание. Я вернулся пешком, разыскал свой «Шевроле» и вместо ужина в отеле поехал искать харчевню. Подальше от Рамблас на каждом перекрестке проверяют машины. Женщин высаживают, если у них нет служебных документов. Это потому, что на реквизированных машинах очень много катают девушек. Меня, ехавшего порожняком, заставили несколько раз подвозить – больного в лечебницу, какие-то мешки с посудой и полицейских. Я не обязан этого делать, но было интересно. Удивлялись, что не знаю улиц, и показывали дорогу. Во многих местах города перестрелка. При этом публика не разбегается, а, наоборот, торчит на мостовой, соображая, откуда стреляют. Большей частью стреляют из угловых помещений верхних этажей.

Ужинал в таверне позади Параллело. Дали зеленых соленых маслин, каракатицу в собственном чернильном соку, баранину с луком, сыр и хорошее простое вино из бочки. Хозяин с хозяйкой сидели на табуретах перед входом; подавала дочка; кругом было совсем спокойно, как будто ничего и не случилось.

11 августа

Поздно, после завтрака, мы выехали из Барселоны на запад по отличному асфальтовому шоссе. Миновали много баррикад в предместьях и в окрестностях, много патрулей, большей частью анархистских, разодетых в романтические отрепья, шумливых, частью навеселе. Они контролируют проезжающих по-разному: одни придирчиво и недоброжелательно, другие с картинной любезностью, с улыбками и приветственными возгласами. Но и тех, и других мало заботит эффективная сторона контроля, им просто любопытно, кто ездит в машинах, что за люди, поболтать с ними или подразниться. Большинство патрулей никем не уполномочены; среди них, наверно, есть и враги, и шпионы.

Дальше от Барселоны патрули редеют и меняют свой характер. Теперь это стража при въезде и выезде из деревень – крестьяне, молодые и пожилые, каталонские и арагонские крестьяне в черных блузах и черных беретах, в полотняных туфлях на босу ногу, крепкие, плечистые люди с коричневыми от вечного солнца лицами, со старинными охотничьими ружьями в руках. Они спокойно и с достоинством приказывают машине остановиться, а путникам предъявить бумаги:

– Документос!

Им вываливают пухлые пачки мандатов и удостоверений, но в документах они разбираются не очень хорошо и возвращают их со скромной, иногда смущенной улыбкой. Они охотно указывают дорогу и вообще очень доброжелательны, очень вежливы. Называют всех по-прежнему «сеньор», но на прощание подымают кулак по-ротфронтовски.

Рядом с патрулем часто стоят женщины с кувшинами на плечах. Они гостеприимно, трогательно угощают, на выбор:

– Агуа? Вино? (Вода? Вино?)

Хулио Хименес Орге, – он же Владимир Константинович Глиноедский, – попросился поехать со мной на Арагон. Он вежлив и сентиментален. Гражданская в России застала его подполковником артиллерии. Он ведал у белых артиллерийскими складами, потом эвакуировался из Новороссийска, потом был регентом церковного хора в Париже, потом десять лет рабочим у Рено, вступил в «Союз возвращения на родину», затем во французскую Компартию. Он приехал в Испанию помогать, как он выражается, «новым красным».