Алексей Брусилов - Мои воспоминания. Брусиловский прорыв Страница 6

Она была крайне негативной – критика А. А. Брусиловым большевистского режима и его руководителей была настолько уничтожающей, что иного и быть не могло. В дальнейшем, после проверки специалистами МВД на подлинность, рукопись была передана для прочтения И. В. Сталину.

В итоге имя А. А. Брусилова было подвергнуто «высшей мере наказания» для тех, кого советская власть уже не могла покарать физически, – забвению. Труды Брусилова перестали издаваться, подготовка сборника документов «Генерал А. А. Брусилов», который планировался к выходу в Госвоениздате, была резко свернута, на документы из личных фондов Алексея Алексеевича, хранившиеся в различных архивах, был наложен гриф «секретно» и они стали недоступны для исследователей.

Это «проклятье» не удалось полностью снять и в годы хрущевской «оттепели», хотя попытки реабилитации имени А. А. Брусилова предпринимались и в ряде журналов и изданий вновь появились публикации о нем. Все упиралось в «табу» – в содержание второго тома воспоминаний Алексея Алексеевича.

В СССР была даже разработана легенда: якобы эта часть была написана не Брусиловым, а его супругой и другими лицами. Безусловно, Надежда Владимировна помогала мужу и ее влияние, так или иначе, сказывалось на содержании книги. Но никаких доказательств ее авторства не было и быть не могло.

Только с началом перестройки появилась возможность восстановить историческую справедливость. Документы А. А. Брусилова были рассекречены, второй том воспоминаний был опубликован в «Военно-историческом вестнике», затем появились отдельные издания, содержавшие обе части воспоминаний, без купюр и исправлений, сделанных в советское время.

«Врагу не пожелаю жить в эпоху перемен», – гласит древняя китайская мудрость. И с этим трудно спорить. Но, с другой стороны, – именно во время перемен и выясняется, чего на самом деле стоит человек.

Жизнь Алексея Брусилова – ярчайший пример того, как можно оставаться самим собой, сохранять верность избранному пути и своему Отечеству в самые тяжелые и переломные моменты истории. Гениальный полководец, на счету которого одна из величайших в истории военных операций, не искал и не гонялся за славой и не эксплуатировал ее в личных интересах, когда она сама его нашла.

Он не шел на поводу у идеологических врагов, не искал дружбы ради выгоды, не считал возможным встать на путь, который не соответствовал его принципам. Но при этом генерал и не делал оскорбленную мину, когда его просили помочь – пусть и те самые идеологические враги – защитить Отечество от внешнего врага.

Благородное жизненное кредо легко избрать, но нелегко ему следовать. Брусилов сумел это сделать. «Одно могу сказать с чистой совестью, перед самим Богом, – писал Алексей Алексеевич, – ни на минуту я не думал о своих личных интересах, ни о своей личной жизни, но все время в помышлениях моих была только моя Родина, все поступки мои имели целью помощь ей, всем сердцем хотел я блага только ей». Дай Бог каждому, подводя итоги своей жизни, написать такие слова, не сомневаясь в их искренности. Так, как это сделал Алексей Брусилов – русский офицер и честный человек…

А. Брусилов. МОИ ВОСПОМИНАНИЯ

Часть I. Из моей жизни

Я родился в 1853 году 19 августа старого стиля (31 августа нов. ст.)[3] в г. Тифлисе. Мой отец был генерал-лейтенант и состоял в последнее время председателем полевого аудиториата[4] Кавказской армии. Он происходил из дворян Орловской губернии. Когда я родился, ему было 66 лет, матери же моей всего 27–28. Я был старшим из их детей. После меня родился мой брат Борис, вслед за ним Александр, который вскоре умер, и последним брат Лев.

Отец мой умер в 1859 году от крупозного воспаления легких. Мне в то время было 6 лет, Борису – 4 года и Льву – 2 года. Вслед за отцом через несколько месяцев умерла от чахотки и мать, и нас, всех трех братьев, взяла на воспитание наша тетка, Генриетта Антоновна Гагемейстер, у которой не было детей. Ее муж Карл Максимович очень нас любил, и они оба заменили нам отца и мать в полном смысле этого слова.

Дядя и тетка не жалели средств, чтобы нас воспитывать. Вначале их главное внимание было обращено на обучение нас различным иностранным языкам. У нас были сначала гувернантки, а потом, когда мы подросли, гувернеры. Последний из них, некто Бекман, имел громадное на нас влияние.

Это был человек с хорошим образованием, кончивший университет, отлично знал французский, немецкий и английский языки и был великолепным пианистом. К сожалению, мы все трое не обнаруживали способностей к музыке и его музыкальными уроками воспользовались мало. Но французский язык был нам как родной; немецким языком я владел также достаточно твердо; английский же язык я вскоре, с молодых лет, забыл вследствие отсутствия практики.

Моя тетка сама была также выдающаяся музыкантша и славилась в то время своей игрой на рояле. Все проезжие артисты обязательно приглашались к нам, и у нас часто бывали музыкальные вечера. Да и вообще общество того времени на Кавказе отличалось множеством интересных людей, впоследствии прославившихся и в литературе, и в живописи, и в музыке. И все они бывали у нас. Но самым главным впечатлением моей юности были, несомненно, рассказы о героях Кавказской войны. Многие из них в то время еще жили и бывали у моих родных. В довершение всего роскошная южная природа, горы, полутропический климат скрашивали наше детство и давали много неизгладимых впечатлений.

Я прожил в Кутаисе до 14 лет, а затем дядя отвез меня в Петербург и определил в Пажеский корпус, куда еще мой отец зачислил меня кандидатом. Поступил я по экзамену в 4-й класс и быстро вошел в жизнь корпуса. В отпуск я ходил к двоюродному брату моего названного дяди, графу Юлию Ивановичу Стембоку. Он занимал большое по тому времени место директора Департамента уделов[5]. Видел я там по воскресным дням разных видных беллетристов, Григоровича, Достоевского и многих других корифеев литературы и науки, которые не могли не запечатлеться в моей душе.

Учился я странно: те науки, которые мне нравились, я усваивал очень быстро и хорошо, некоторые же, которые были мне чужды, я изучал неохотно и только-только подучивал, чтобы перейти в следующий класс: самолюбие не позволяло застрять на второй год. И когда в 5-м классе я экзамена не выдержал и должен был оставаться на второй год, я предпочел взять годовой отпуск и уехать на Кавказ к дяде и тетке.