Борис Соколов - Двуликий Берия Страница 6

ОТВЕТ: По-моему, это она.

ВОПРОС: В характеристике, выданной Вирап по вашей просьбе, указано: «Могу удостоверить, что Берия находится в партии с декабря месяца 1919 года и был в ячейке техников».

Правильно пишет Вирап?

ОТВЕТ: Вирап пишет верно, он мог и не знать, что я с 1917 года в партии, так как я ему об этом не говорил. Вирап, как прикрепленный к партийной ячейке техников, должен был бы знать мой партийный стаж. Он, очевидно, назвал дату моего пребывания в партии с момента организации ячейки техников, где он был прикрепленным от Бакинского комитета.

ВОПРОС: В этой же характеристике Вирап, говоря о вашей работе в контрразведке, указывает, что среди группы работавших там был и Берия как сочувствующий.

Правильно утверждение Вирап?

ОТВЕТ: Он правильно пишет, но он не знал о моем партстаже».

Вероятно, точно выяснить, действительно ли Берия стал большевиком в марте 1917 года или только в 1919 году, мы не сможем никогда. Удостоверений в первые послереволюционные месяцы не выдавали, да и учет новых членов не был налажен.

Но насчет марксистского кружка Берия, вполне возможно, сказал правду. Идеи марксизма накануне и во время Первой мировой войны продолжали сохранять популярность среди молодежи, особенно студенческой. Молодые люди объединялись в кружки для изучения работ Маркса, которые, казалось, давали ответы на все животрепещущие вопросы современной жизни. Такие марксисты далеко не всегда причисляли себя к партиям большевиков и меньшевиков, и власти на подобные кружки порой смотрели сквозь пальцы. Сомневаюсь, правда, что Берия когда-либо читал «Капитал», но с основными идеями марксизма уже в училище он так или иначе мог познакомиться. Эта идеология должна была прийтись по вкусу сыну крестьянина из глухого грузинского села. Марксизм давал простые ответы на сложные вопросы бытия и надежду выбиться из нужды.

Молодежь тогда охотно шла в революцию, была воодушевлена идеей борьбы за общее благо. Наверное, Лаврентий Берия не был исключением. И эту веру он, как и его сверстники, мог сохранять в течение нескольких послереволюционных лет. Потом кто-то разочаровался в революции, ушел в личную жизнь или в профессиональную деятельность, не связанную с политикой. Кто-то, напротив, сохранил фанатичную веру до самого конца. Из последних мало кто пережил Большую чистку 1937–1938 годов. Но были и третьи, кто веру сменил на циничный расчет и к которым, несомненно, принадлежал мой герой. Да, идеалы, во имя которых совершалась революция, оказались недостижимы. Да, для ее победы пришлось уничтожить тысячи и тысячи не только открытых контрреволюционеров, но просто людей, которые очутились не в то время не в том месте, попали в заложники или под подозрение, оказались не подходящего социального происхождения. Но мы-то живы. Раз вместо прежней иерархии, «буржуазно-помещичьей», как ее называли большевики, возникла новая, революционная иерархия, названная впоследствии «номенклатурой», надо сделать все возможное, чтобы войти в ее состав, получить власть и пайки. А для того, чтобы быстро подняться вверх по служебной лестнице, особенно в таком специфическом учреждении, как ЧК, требовалась не только безжалостность к тем, кого объявляли врагами, но и виртуозное знание аппаратных ходов. Очевидно, Берия оказался среди таких вот знатоков. А уж то, что ему благополучно удалось миновать чистку второй половины 30-х годов, для чекиста его уровня, пусть в тот момент и бывшего, было редким исключением и свидетельствовало о незаурядных способностях по части самосохранения.

Вообще же, как можно судить по немногим сохранившимся воспоминаниям, Лаврентий Берия в детстве и юности ничего замечательного не совершил и ничем особенным не выделялся среди своих сверстников. Полагаю, друзья его ранних лет очень удивились бы, если бы им сказали, что скромный студент Бакинского технического училища войдет в Большую Историю как видный государственный деятель. Вот только до сих пор спорят — со знаком плюс или минус сохранился он на ее скрижалях.

Берия — человек

Прежде чем перейти к первым шагам Берии в политической борьбе, развернувшейся в Закавказье после свержения царизма, я хочу немного забежать вперед и попытаться понять, каким человеком был Лаврентий Павлович. Ответ на этот вопрос поможет нам разобраться в изгибах его политической судьбы и объяснить трагический конец. Многие десятилетия сама постановка такого вопроса публике казалась кощунственной. Лаврентия Павловича иначе, чем исчадием ада, многие не воспринимали. Сын же Серго рисует почти иконописный портрет отца — пламенного рыцаря революции, печальника о благе России, Грузии и всего человечества, ставшего жертвой козней темных сил в лице Хрущева, Маленкова и примкнувших к ним Молотова, Кагановича и прочих членов Президиума ЦК.

Серго Берия пишет, что его отец был разносторонне одаренным человеком: «Рисовал карандашом, акварелью, маслом. Очень любил и понимал музыку… Мама часто покупала пластинки Апрелевского завода с записями классической музыки и вместе с отцом с удовольствием их слушала. А вот поэзию, насколько помню, отец не читал. Он любил историческую литературу, постоянно интересовался работами экономистов. Это ему было ближе.

Не курил. Коньяк, водку ненавидел. Когда садились за стол, бутылка вина, правда, стояла. Отец пил только хорошее грузинское вино и только в умеренных дозах. Пьяным я его никогда не видел…

Обратите внимание: на всех снимках отец запечатлен в на редкость мешковатых костюмах. Шил их портной по фамилии Фурман. О других мне слышать не приходилось. По-видимому, отец просто не обращал внимания на такие вещи… Жить в роскоши у руководителей государства тогда не было принято. В нашей семье, по крайней мере, стремления к роскоши не было никогда.

Дача… была одна, современной постройки… Пять небольших комнат, включая столовую, в одной… стоял бильярд…

Когда мы переехали из Тбилиси в Москву, отец получил квартиру в правительственном доме, его называли еще Домом политкаторжанина. Жили там наркомы, крупные военные, некоторые члены ЦК (это знаменитый после романа Юрия Трифонова «Дом на набережной». — Б. С.). Как-то в нашу квартиру заглянул Сталин: «Нечего в муравейнике жить, переезжайте в Кремль!» Мама не захотела. «Ладно, — сказал Сталин, — как хотите. Тогда распоряжусь, пусть какой-то особняк подберут».

И дачу мы сменили после его приезда. В районе села Ильинское, что по Рублевскому шоссе, был у нас небольшой домик из трех комнатушек. Сталин приехал, осмотрел и говорит: «Я в ссылке лучше жил». И нас переселили на дачу по соседству с Кагановичем, Орджоникидзе. Кортов и бассейнов ни у кого там не было…