Валерий Сафонов - Не Сволочи, или Дети-разведчики в тылу врага Страница 6

Старший лейтенант достал чистый лист бумаги, написал сверху положенную по Уголовно-процессуальному кодексу «шапку», потом посреди вывел крупными буквами:

НАШЕЛ:

Петров А.И. нами задержан, как имеющий значительное сходство с разыскиваемым государственным преступником — Ивановым Дмитрием Ивановичем, а потому

ПОСТАНОВИЛ:

Произвести экспертизу прилагаемых 2-х фотографий разыскиваемого Иванова Д.И. и 2-х фотографий установленного Петрова А.И.

На разрешение экспертизы поставить вопрос: не сфотографировано ли на указанных 4-х фотокарточках одно и то же лицо».

Отправив конверт со снимками и сопроводиловкой по назначению, Чуренков направился к начальству. Нужно было послать в Калугу шифротелеграмму с просьбой срочно доставить в Москву несколько лиц, о которых достоверно известно, что они лично знали старшего следователя людиновской полиции Дмитрия Иванова.

Почему срочно? Иначе никак нельзя. По закону срок задержания не может превышать 72 часов с момента доставления лица в орган дознания или к следователю. Если к этому времени не будет вынесено обоснованное постановление о возбуждении уголовного дела, задержанный должен быть из-под стражи освобожден и отпущен с извинениями на все четыре стороны.

Описывать, как работают с фотографиями и различными документами эксперты-криминалисты, в данной книге не позволяет ее объем, да и нет в том особой надобности. Нам важно лишь знать, что со своими обязанностями эксперты управились в сжатые сроки — одни сутки. Хочется также уведомить тех читателей, кто этого не знает, что экспертов, как и свидетелей, на следствии и в суде предупреждают об их ответственности за ложное заключение.

Уже 11 ноября 1956 года авторитетная комиссия в составе эксперта КГБ СССР Зубкова В.И., а также экспертов Управления КГБ СССР по Московской области Борисовец В.П. и Мурашевой А.Т., изучив представленные им фотографии Иванова Д.И. и Петрова А.И., составила акт за № 428, в котором, в-частности, записала:

«Установлен ряд совпадений:

— линия роста волос,

— высота лба (большая),

— выпуклость надбровных дуг,

— расположение и форма бровей,

— нависание верхних век,

— высота каемки верхней губы (малая),

— кончик носа (опущен),

— раздвоенность подбородка,

— форма и строение в ушных раковинах верхнего бордюра противозавитка, заднего бордюра и мочки.

Совпадение комплекса характерных примет у лиц, сфотографированных на снимках № 1, 2, 3 и 4, дает основание утверждать, что эти фотоснимки, являются изображениями одного и того же лица».

Получив акт экспертизы, Чуренков впервые за минувшие двое суток, которые он так и не спал, смог наконец-то почти облегченно вздохнуть. Вроде бы задержал кого надо, а не безвинного, просто похожего человека. Но почему почти… А потому, что предстояло еще опознание Петрова-Иванова двумя доставленными из Калуги свидетелями, причем, разумеется, независимо друг от друга.

В три часа дня у стены одного из кабинетов в следственном отделе Управления КГБ СССР по Московской области были выстроены в ряд четверо мужчин примерно одного роста и возраста. Среди них — подозреваемый Петров.

По указанию следователя Ландера в помещение ввели крупного мужчину лет под пятьдесят в рабочей одежде. По тому, как, завидев людей в форме (в комнате находилось еще несколько сотрудников Управления), человек мгновенно завел руки за спину, можно было безошибочно сказать, что он провел не один месяц в заключении. Так оно и было на самом деле. Бывший людиновский полицейский Александр Волосастов еще в 1944 году был осужден к десяти годам заключения в исправительно-трудовых лагерях и лишь два года как, отбыв срок наказания полностью, вышел на свободу.

На вопрос следователя, знает ли он кого-либо из четырех мужчин, Волосастов без колебаний указал на Петрова, опознав в нем Иванова Дмитрия Ивановича, с которым служил вместе в людиновской полиции с февраля 1942 года по август 1943 года. Он, Волосастов, присутствовал однажды при допросе, на котором Иванов и полицейские Сергей Сахаров и Василий Попов избивали пленного красноармейца.

— Да пусть правую руку разожмет, — сказал в заключение Волосастов, — у него на кисти шрам должен быть от пули…

И точно, на правой руке Петрова оказался старый, явно пулевого происхождения рубец, ранее ускользнувший от внимания сотрудников КГБ. Это было веским доказательством.

Затем в кабинет ввели мужчину много моложе — лет тридцати с небольшим, с орденом Славы и двумя нашивками за ранения на пиджаке — Ивана Титкина.

Он также без колебаний указал на Петрова, назвав его Ивановым Дмитрием Ивановичем.

На вопрос следователя, хорошо ли он знал Иванова, Титкин ответил, что знал его очень хорошо с 1938 года, сначала по учебе в школе № 1 города Людиново (хотя и учился на три класса моложе), а потом по совместной службе в полиции с апреля 1942 года по август 1943 года.

У Ивана Титкина хватило совести и воли порвать с позорной службой. В отличие от Волосастова, да и других полицаев, он сбежал к партизанам, потом вступил в Красную Армию и своею кровью искупил вину перед народом, потому и не был впоследствии судим.

После опознания Титкин добавил, что рабочий кабинет Иванова находился при штабе людиновской полиции, рядом с военкоматом, на 1-й улице Фокина, а жил он неподалеку, на 2-й улице Фокина, ходил в немецкой офицерской форме, всегда с пистолетом на поясе.

На допросе 12 ноября 1956 года, т. е. на следующий день, поняв бессмысленность дальнейшего запирательста, задержанный подтвердил следователю Ландеру, что он действительно является Ивановым Дмитрием Ивановичем, бывшим старшим следователем людиновской полиции, и заявил, что готов дать чистосердечные признательные показания.

Слово «признательные» следовало бы взять в кавычки, потому что, признав факт своей службы в полиции и вообще сотрудничества с оккупантами, Иванов полностью отрицал, что избивал и пытал арестованных, участвовал в расстрелах и т. п.

Тем самым он явно рассчитывал, что его деяния попадут под амнистию от 17 сентября 1955 на лиц, сотрудничавших с немецко-фашистскими оккупантами, и на него тем самым не будет распространен Указ Президиума Верховного Совета СССР от 12 января 1950 года «О применении смертной казни к изменникам Родины, шпионам, подрывникам, диверсантам». Амнистия не распространялась на карателей, лиц, осужденных за убийства и истязания советских граждан.

Вот и построил Иванов свою тактику на попытке доказать, что он был всего лишь пособником оккупантов, к убийствам и истязаниям не причастный.