Исмаил Ахмедов - Служба в сталинском ГРУ И побег из него. Бегство татарина из разведки Красной армии Страница 6

Несколько несчастливым временем для нас, мальчиков, была осень. Тогда не только у нас отнимали опять наши бесконечные шатания вне дома, но также увеличивались наши работы. Мы должны были собирать солому и сено на зиму для содержания животных. Мы должны были подкрадываться в лес для сбора хворостинок и падших веток, за что часто сердитые владельцы преследовали нас. Худшей работой было приготовление топлива на зиму для нашей печи. Главным составляющим его был коровий помет или помет других животных. Мы должны были его складывать в кучу, поливать водой и затем топтать ее, как это делают с виноградом для выделки вина, до тех пор, пока вся масса не станет мягкой. До сих пор помню этот запах. Затем мы мешали кучу с соломой, давали стоять ей немного и потом формировали в кирпичи. Завершающей работой было сложение в штабеля около дома этих кирпичей. Насколько это занятие было для нас, детей, противным, настолько, должен признаться, эти брикеты являлись прекрасным топливом.

Зимы, к которым мы так усердно готовились, действительно были суровыми. Я понимаю тенденцию народов в Арктике и в умеренной зоне мира вспоминать снегопады своего детства как монументальные явления, просто потому, что в таком возрасте отклонения в природе могут быть легко удвоены в размере. Несмотря на это, Орск, из-за его резко континентального климата, который имел место в моем детстве и все еще имеет место, является местом экстремальных зим и лет. Первые снега наступают в начале ноября. До конца апреля метели бушуют дни и ночи, часто недели. Иногда снег бывал настолько глубоким, и он падал так сильно, что взрослые люди подвергались опасности потери дороги и смерти под сугробами. Как правило, в такое время было обычаем вывешивать красный флаг над мечетью. Его вывешивали также тогда, когда температура воздуха падала до минус 40 градусов по Цельсию. Это было предупреждением для каждого всех возрастов в нашем квартале, чтобы стоять дома. Даже для нас, живущих через улицу, молитва в мечети откладывалась до тех пор, пока флаг не был спущен. В такие времена наша семья и другие правоверные в нашем квартале молились, также регулярно и религиозно, в своих домах. Тем не менее, зимы для нас, детей, не состояли только из проблем с молитвами и тяжелой работой. Правда, мы кормили животных, чистили их и их сараи, не пренебрегали нашей учебой и набожностью даже тогда, когда нас заносило снегом. Оставалось много времени, чтобы вместе с семьей делать для нас, детей, больше радостей, чем тяготы труда. Тогда наш отец рассказывал нам и пересказывал многие события из великой истории нашего народа, о всепобеждающей отваге, героических подвигах великих ханов, об их неисчислимых богатствах и армиях и их великолепных городах на юге и востоке. Вновь и вновь мать рассказывала нам Тысяча и Одну ночь, никогда не уставая от рассказа вновь и вновь моего любимого «Синбада-морехода».

Этим длинным, но счастливым зимам всегда приходил конец. В то время наступало с оттепелями, о которых мы узнавали, когда слыхали сильные грохоты и взрывы от раскалывающегося льда на Урале в конце нашего участка. Тогда тоже у нас была трудная работа по накатке кусков льда с реки в наш «холодильник» для следующего лета.

Хотя она была нелегкой, но приятной работой, поскольку это значило, что пришла весна. С восьми лет эта работа для меня была радостной потому, что я знал, что скоро кончится мое школьное время и начну ездить с отцом в его долгие и чудесные путешествия на холмы и долины киргизского народа. Медленно, но верно, дни становились теплее, снег начинал таять, реки разбухать. Тогда приходил день, когда я, возвратившись из школы, увижу, как отец проверяет свой фургон, большой, четырехколесный транспорт типа прерийского фургона наших дней. Он будет инспектировать колеса и брезент, даст мне смазать ступицы и железные поворотные круги на передней оси. Бормоча про себя, он осмотрит лошадей, определяя их кондицию и свой груз и решая, взять ли две лошади или третью в качестве запасной. И прямо перед началом нашего путешествия мы ехали на рынок, торговались с купцами на предмет покупки товаров, которых мы собирались затем перепродать. Затем складывали фунты и фунты чая, сахара, соли, пороха, ружья, пистолетов и зарядов для стрельбы, сотен катушек с нитками различных цветов и толщины, сотен и сотен пуговиц, причудливых и незатейливых, кусков и кусков мыла, много и много метров текстиля, конфет, писчей бумаги и чернил, муки. Наконец, отец вычистит и смажет свое ружье, винтовку и шестизарядный пистолет, проверит заряды, не все киргизы были простыми кочевниками, подчистит и починит рыбные снасти, проверит наш ящик первой помощи (не более чем маленькая бутылка йода и несколько кусков чистых марлевых повязок).

К тому времени, ночью я уже буду крепко спать. Я мечтал о сне под открытым небом, рыбалке, охоте, сборе ягод, разжигании костра, приготовлении еды, находке птиц и животных, езде на коне, еще и еще раз езде на коне, плавании, еде и питье с киргизами согласно их обычаям, поджаривании баранины на открытом огне, питье вместе с ними кумыса, напитка нашего народа, если, конечно, позволят. Как все было волнующе!

Наконец, когда начинали цвести первые цветы, наступал великий день. Я запрягал коней на фургон. Отец приносил маленькую молитву. Мать плакала и целовала меня. Маленькие братья и сестры махали ручками на прощание. С сиденья фургона отец и я махали в ответ, и мы отправлялись с тем, чтобы возвратиться лишь к сбору урожая.

У отца не было никакого плана или расписания. Он лишь заботился знать, где кочуют киргизы. Иногда мы отправлялись на восток от Орска, иногда — на север. Обычно, по меньшей мере, однажды, по колеям мы проезжали через Айдырлинск, чтобы повидать двух братьев отца, оба которых были золотоискателями. Эти братья были довольно яростными социалистами, озабоченными по поводу гнета царизма и призывающими к открытой революции. Я помню их долгие ночи споров с отцом и как они ему говорили: «Товарищ, поднимись, поднимись, нам нечего терять кроме своих цепей». Та была радикальная часть семьи. В основном, мы посещали консервативную часть семьи летом, когда проезжали через Ново-Орск, дом казацких родственников моей матери. Эти дяди были настоящими кавалеристами, сильными, воинственными, беззаботными, любителями приключений и верными до последней капли крови монархии, которого они называли «Белый Царь». Правда, они были мусульманами и говорили о себе как о чистых татарах. Однако, сначала они были казаками. Они владели лучшими конями, лучшими землями вдоль Урала и ее притоков, были офицерами. Они имели своего атамана, управляли своей станицей и были готовы сражаться за царя в любое время и в любом месте. Они обращались со мной очень щедро на своих поселениях, учили искусству верховой езды и громко смеялись, говоря, что я становлюсь слишком старым, чтобы заиметь казацкую девушку. Временами я смущался, разрываемый между противоречивыми идеями моего нежного отца, который желал лишь освобождения татар и прогресса мусульман, моих социалистических дядюшек, призывающих к революции и моими казацкими дядюшками и их романтикой, их легкой дорогой по жизни. Тем не менее, я не позволял себя долго размышлять о них. Я все еще был мальчиком, здоровым и относительно беззаботным по поводу проблем мира взрослых.