Михаил Болтунов - Стратегическая разведка ГРУ Страница 6

Когда после окончания академии я приехал во Францию, недели две с мокрой спиной ходил. Вроде и в группе французского языка был в числе лучших, а тут слушаю, понимаю, а ответить, как немой, не могу. Вот тогда и вспомнились советы Нила Ивановича: «Не стесняйтесь, говорите с ошибками, но говорите…» И, знаете, помогло.

Сам Ленский владел французским языком прекрасно. Какую-нибудь коронную фразу выдаст и как лис хитро смотрит: поймем — не поймем. А потом начинает рассказыватъ, что у него с этой фразой было связано в оперативной работе».

Рассказывает полковник в отставке Владимир Кулемеков:

«У Нила Ивановича мы многому научились. Как, например, действовать в той или иной ситуации. Особенно он акцентировал внимание на первых шагах, когда ты молод, неопытен.

Моя служба проходила так, что я часто вспоминал его советы. На раннем этапе работы мне не повезло с руководителями, которые могли бы подсказать, как верно, правильно действовать, но не подсказали. А молодость, горячность приводила к поспешности, желанию как можно скорее достичь результата.

Нил Иванович не жалел своего времени, часто беседовал лично с каждым, учил уважать противника. Всегда говорил: надо понимать, что там тоже сидят люди, преданные своему делу.

По натуре он был очень коммуникабельным человеком и считал, что разведчик должен быть интересен своему собеседнику. При этом он нередко ссылался на своих соратников, с которыми работал в Париже. В шутку говорил: «О, это такие лихие ребята! С ними можно было брать Елисейский дворец!»

Ленский всегда творчески подходил к занятиям, был большим выдумщиком, изобретал нестандартные ситуации. Как-то проходили у нас занятия по тайниковым операциям. Один из наших ребят выбрал в качестве тайника фонарный столб в парке. Внизу у него дверца, куда и предполагалось закладывать разведматериалы. Дело было зимой, однако наш товарищ выбрал именно этот тайник и описал его в задании.

Нил Иванович поручил другому слушателю поехать в парк и облить этот столб водой. Разумеется, вода замерзла. И вот «творец тайника» с замиранием сердца подходит к фонарю и… немая сцена. Что ж, прекрасный урок. При выборе тайника надо учитыватъ погодные условия.

Ленский всю жизнь незримо шел со мной. Я и сейчас его часто вспоминаю».

«Что сказать о Ниле Ивановиче Ленском? — продолжает так же один из учеников, который просил не называть его фамилии. — Он — русский мужик. С виду — рубаха парень. На самом деле очень глубокий человек. Капитально разбирался в людях. Когда к нам пришел, сказал: «Хочу, чтобы у нас был единый коллектив. Вы начинаете заниматься боевой работой и важно, чтобы у вас было чувство локтя».

Нил прекрасно знал французский, почерку него каллиграфический. Регулярно читал французскую прессу и каждому из нас на специальных плотных листах бумаги писал задание.

Человек удивительного обаяния, знал множество французских прибауток, поговорок. «Представь себе, ты сидишь с французом, — говорил он, — кушаете сыр. А вот она, поговорка про сыр, к месту, ко времени. И твоему собеседнику приятно, он приятно удивлен». Нил любил Францию.

Ленский был классным наставником. Тщательно изучал каждого из нас. Совершенно не конфликтный мужик, хохмач, любил и ценил шутку. Не злобный. Никого не обижал.

Нил Ленский — это удивительный человек, большой разведчик, аналитик, воспитатель».

Вот таким запомнили его ученики. И дай Бог каждому такую добрую, теплую память.

Р. S. Этот очерк о Ниле Ивановиче Ленском не состоялся бы, если бы не помощь его сослуживцев, учеников, и особенно сына — Евгения Ленского. Он кропотливо и упорно собирал все, что связано с отцом: архивные документы, материалы, вспоминания. Казалось бы, что ж тут особенного, так и должно быть, ведь это память об отце. Однако с сожалением должен признать: более четверти века пишу о разведчиках и опыт встреч с их детьми имею не малый. Не хочу никого обидеть, но опыт этот зачастую горек и негативен. За редким исключением сыновей и дочерей разведчиков мало интересуют дела и подвиги своих отцов. Разумеется, речь не идет о тонкостях разведователъной работы.

Недавно один из сыновей нашего крупного военного разведчика выслушав мои слова, с едва сдерживаемым раздражением бросил: «Да кому это нужно сегодня!»

А действительно, нужно ли нам это сегодня? Думаю, очень нужно. И нам, и нашим детям, и нашим внукам. Конечно, если мы не хотим превратиться в страну манкуртов, в страну тех самых «Иванов, не помнящих родства».

Поэтому я искренне благодарен Евгению Ниловичу Ленскому за добрую память об отце-фронтовике, за неоценимую помощь в работе по созданию этого очерка.

«Я волнуюсь, заслышав французскую речь…»

Полк с тяжелыми боями отступал уже третий месяц. Разбитый под Бельцами, но сохранивший боевое знамя, он пополнялся уже несколько раз, однако через неделю-другую от него мало что оставалось. Командир полка хотел знать, что за враг противостоит ему. И разведчики каждую ночь ползали за линию фронта, чтобы достать «языка».

Порой им улыбалась удача, и они притаскивали с переднего края испуганного до полусмерти помятого фрица. Однако он мало что знал, а платить приходилось за него, ох, как дорого — жизнями его ребят-разведчиков.

А сегодня случилось несчастье. И комвзвода разведки Владимир Стрельбицкий пытается объяснить, как это произошло. Но. судя по реакции командира полка, его сбивчивый рассказ не убеждал майора.

Когда он закончил доклад, в землянке повисла тишина. Долгая. Мучительная. Молчал взводный. Как скала, уперев взглядом в стол, сидел комполка.

— Это все, лейтенант? — глухим, каким-то загробным голосом спросил комполка.

— Так точно, товарищ майор.

— Тогда иди…

Лейтенант растерялся, не веря своему счастью. После всего случившегося его отпускали с миром? Он слегка замешкался, но потом четко, как учили в училище, развернулся, и шагнул на выход.

У дверей его, словно пуля в затылок, догнала вторая часть недосказанной командирской фразы:

— … Готовься к трибуналу.

Владимиру показалось, он ослышался. Остановился, словно споткнулся, оглянулся, не веря ушам своим.

Комполка уже стоял за столом во весь рост.

— Тебе повторить? — зло бросил он вдогонку.

Повторять было ни к чему. Лейтенант дернул дверь и вырвался на улицу. Хотелось бежать подальше от этой землянки, да ноги не несли, хоть убейся.