Герхард Больдт - Гитлер. Последние десять дней. Рассказ очевидца. 1945 Страница 6

Когда генерал Кристиансен окончил, настал черед адмирала Вагнера, начальника оперативного штаба ВМС, изложить состояние дел с морскими операциями. Гросс-адмирал Дёниц в этот момент стоял у противоположного от Гитлера конца стола с картами, рядом с ним — адмирал фон Путткамер, с 1934 г. военно-морской адъютант фюрера. Доклад Вагнера главным образом касался морских перевозок живой силы и техники между норвежскими, датскими и немецкими портами. Он также упомянул об огневой поддержке артиллерией крейсеров «Принц Евгений», «Лютцов» и «Шеер» немецких войск, ведущих ожесточенные сражения на побережье Восточной Пруссии, о транспортировке морским путем немецких военных частей, продовольствия и боеприпасов между Курляндией и портами в западной части Балтийского моря и долго распространялся о мужестве моряков, осуществляющих эвакуацию гражданского населения из Восточной Пруссии и Данцига по еще не занятым противником проливам.

По окончании доклада Вагнера почти каждый из присутствовавших, имевших по своему положению или чину на это право, принял участие в последующем обсуждении, причем независимо от наличия соответствующих специальных познаний и опыта. На этом официальная часть совещания закончилась, однако гросс-адмирал Дёниц вновь обратился к Гитлеру:

— Мой фюрер, я должен проинформировать вас по вопросу эвакуации курляндской группировки. Верховное командование сухопутных войск разработало план по ее транспортировке в Германию. Он предусматривает тотальное использование всех наличных судов и активную поддержку со стороны военно-воздушных сил. И Виндава, и Либава располагают вполне адекватными погрузочными возможностями. Всего операция затронет полмиллиона человек. По моим подсчетам для перевозки войсковых частей и важной техники понадобится не более четырех недель. Некоторые виды тяжелого вооружения придется оставить на месте.

Дёниц со всей страстью, на какую был способен, отстаивал план Гудериана. Изменить прежнее мнение адмирала побудил тот неоспоримый факт, что русские уже подошли вплотную к Данцигу и Гдыне. Медленно поднявшись, Гитлер, волоча ноги и сцепив руки за спиной, несколько раз прошелся по комнате, затем, резко повернувшись, сердито ответил Дёницу:

— Я, кажется, уже говорил, что об эвакуации курляндской группировки не может быть и речи. Я не могу бросить тяжелую технику и, кроме того, должен иметь в виду Швецию. — Потом, уже спокойнее, добавил: — Одну дивизию можно перебросить в Германию… Гудериан, представьте мне завтра соответствующий план… Я благодарю вас, господа… Борман, останьтесь, пожалуйста.

Отдав честь и забрав принесенные с собой документы, все, за исключением Бормана, покинули помещение.

Как только за ними закрылись массивные двери совещательной комнаты, в приемной сразу стало очень оживленно. Геринг с помощником тотчас же покинул помещение, за ними последовали Гиммлер, Кальтенбруннер и Фегелейн. Адъютанты взялись за телефоны, остальные расселись за столами, чтобы немного подкрепиться и обменяться мнениями. К Кейтелю подошел дежурный офицер и предложил сигар. Довольный фельдмаршал, улыбаясь, тщательно выбрал одну и торжественно закурил, другая сигара исчезла в его правом нагрудном кармане. Дёниц наслаждался бокалом шнапса, беседуя со своим штабным офицером. Мы оставались в приемной примерно с полчаса, после чего проделали обратный путь по бесконечным коридорам и комнатам мимо множества часовых с бесчисленными проверками и в конце концов снова оказались на свежем воздухе. Часы показывали почти половину восьмого вечера, когда подъехала автомашина, чтобы доставить нас обратно в Цоссен.

Была ясная звездная ночь, и мы ехали по затемненному Берлину с потушенными фарами. Мимо скользили сплошные развалины, огромные кучи битого кирпича, улица за улицей, без малейших признаков жизни, без единственного лучика света. Действительность выглядела мрачно и жутко, будто мир призраков, полуразрушенные здания тянулись остатками стен к ночному небу. Было трудно поверить, что когда-то здесь шумел процветающий большой город с ярко освещенными улицами и искусно декорированными витринами, с толпами нарядно одетых людей. В одном месте мы чуть было не налетели на поспешно возведенную баррикаду вокруг неразорвавшейся бомбы. Но скоро Берлин остался позади, и мы стали ощущать не гарь пожарищ, а чудесный запах соснового леса. После получасовой езды автомобиль повернул налево и миновал большие ворота: мы прибыли на центральный командный пункт, расположенный в Цоссене, в 30 километрах к югу от Берлина.

Штаб-квартира включала два комплекса зданий, возведенных в Бранденбургском лесу: в Майбах-II размещались управления Генерального штаба сухопутных войск, в Майбах-I, в 500 метрах далее к югу, находились члены Верховного главнокомандования вермахта и сотрудники оперативного управления. Двенадцать строений были сгруппированы в форме подковы, прекрасно замаскированы и связаны между собой подземными переходами. Весь комплекс был готов уже в 1939 г. и являлся первой штаб-квартирой германских вооруженных сил во время польской кампании. Два здания имели по два подземных уровня. Подземный ход вел также в так называемую «службу 500», самый крупный телекоммуникационный центр Германии, помещенный на глубину 20 метров. Сюда сходились все военные и важнейшие гражданские телефонные линии, соединявшие Верховное командование и администрацию Берлина со всеми уголками Третьего рейха и всеми оккупированными европейскими территориями. Центр значился под условным названием «Цеппелин».

Не успели мы прибыть на командный пункт, как нас уже предупредили о предстоящем в скором времени воздушном налете: дескать, английские бомбардировщики уже на подходе к Берлину. Потом, около 9 часов вечера, позвонили из имперской канцелярии и передали телефонограмму: «В полночь в подземном убежище фюрера состоится брифинг. Подъезд со стороны Герман-Герингштрассе. Генералу Гелену взять с собой досье, касающееся фронтов в Венгрии и Померании».

Гитлер часто устраивал подобные ночные совещания, демонстрируя полное пренебрежение к нашему самочувствию. Он сам давно уже принадлежал к так называемым «полуночникам», для нас же эти мероприятия были не чем иным, как напрасной, изнуряющей тратой времени. Поступившее требование буквально вывело из себя генерала Гудериана, прекрасно знавшего, насколько мы все были перегружены текущей работой. Едва я положил телефонную трубку, как снова позвонили из имперской канцелярии: «В связи с воздушной тревогой совещание переносится на 1 час ночи. В остальном распоряжение остается в силе». Судя по всему, в эту ночь нам предстояло обойтись без сна.