Кеннет Славенски - Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь Страница 6

Сэлинджер не раз говорил, что писателем он сделался в Вэлли-Фордж. По рассказам однокашников, после отбоя он частенько писал с фонариком под одеялом. Все два года учебы Сэлинджер исполнял обязанности литературного редактора ежегодного альманаха Вэлли-Фордж. И в 1935-м, и в 1936-м его физиономия встречается едва ли не на каждой странице «Скрещенных сабель»: он запечатлен в обществе членов практически всех клубов и кружков, среди участников всех спектаклей и, разумеется, на групповых фотографиях редакции альманаха. В издании 1936 года один из его снимков занимает целые полстраницы.

Можно предположить, что Джерри приложил руку и к созданию макета ежегодника, который в принципе легко может сойти за иллюстрированное приложение к «Над пропастью во ржи» — в нем есть снимки капеллы, ликующих болельщиков на футбольном матче и даже юноши, который «верхом на лошади скачет через препятствия».

Однако самым важным вкладом Сэлинджера в альманах Вэлли-Фордж стали многочисленные авторские тексты, в которых есть и наблюдательность, и ирония, и добродушный юмор. Так, в разделе с шуточными пророчествами он предрекал одному из курсантов, что тот «сыграет с Махатмой Ганди в стрип-покер», а себя видит автором великой пьесы.

К концу двух лет в Вэлли-Фордж Сэлинджер, по всей видимости, вполне определился с выбором жизненного пути. Как бы он ни относился к поступлению в военное училище, там его таланты раскрылись так, как ни за что не раскрылись бы, останься он в Нью-Йорке.

Непокладистый и развитый не по летам, Джерри тем не менее не стеснялся своих добрых чувств к Вэлли-Фордж.

На прощание он преподнес училищу подарок, в полной мере запечатлевший его сердечную привязанность, сдобренную скрытой иронией, — в «Скрещенных саблях» был опубликован написанный им гимн выпуска 1936 года, который курсанты Вэлли-Фордж поют и в наши дни:

Пусть слезы ручьем бегут по лицу,Печали скрывать не хочу:В последний раз мы стоим на плацуТесно, плечом к плечу.Четыре года забав и проказ —Можно ли их позабыть?Давайте ж не прятать заплаканных глаз —Так мало нам вместе быть.Последний парад. Щемит в груди,Ведь следом за нами стоятТе, у кого еще все впереди,—Зеленых курсантов ряд.Но быстро летят веселья деньки,И ой как близок тот час,Когда эти юные паренькиВспомнят сегодняшних нас.Огни погашены, горны трубятЗападающий в душу мотив,И толпа улыбающихся ребятРазбредается, грусть затаив.Вперед, вперед! Успех нас ждет!Мир перед нами весь!Мы сами уйдем из Вэлли-Фордж,Сердца же оставим здесь

Осенью 1936 года Сэлинджер поступил в Нью-Йоркский городской университет, чтобы получить там степень бакалавра. Корпуса университета располагались в Гринич-Виллидж у площади Вашингтон-сквер. Джерри снова очутился в родительском доме на Парк-авеню и опять погрузился в ту самую атмосферу, ради спасения от которой его посылали в Вэлли-Фордж. Юношей, освободившимся от диктата дисциплины, мало-помалу овладели прежние скука и рассеянность.

Казалось бы, на Вашингтон-сквер он должен был чувствовать себя как рыба в воде. Нью-Йоркский университет, чуткий к самым последним вкусам и веяниям, славился гармоничным сочетанием в программе академического и творческого начал — все говорило за то, что Сэлинджер добьется здесь успехов. Однако богемная обстановка Гринич-Виллидж, вместо того чтобы способствовать раскрытию талантов, скорее отвлекала его от серьезных занятий. Театры, кинозалы и кафе, во множестве разбросанные в округе, по всей видимости манили Сэлинджера сильнее, чем лекции и семинары. Трудно сказать, какие курсы из тех, на которые Джерри записался, он в действительности посещал. Когда по результатам промежуточных оценок за второй семестр стало ясно, что с программой он не справляется, Сэлинджер университет бросил.

Дальнейшую судьбу Сэлинджера решил взять в свои руки его отец. Человек практичный до мозга костей, Соломон попытался приобщить сына к бизнесу, в котором так преуспел сам. Джерри, разумеется, не испытывал ни малейшего желания идти по отцовским стопам, поэтому Соломону пришлось прибегнуть к маленькой хитрости. Сообщив Джерри, что «его высшее образование можно считать законченным», он как бы между прочим предложил сыну отправиться в Европу для совершенствования во французском и немецком языках. Там по замыслу Соломона, который надеялся, что в Джерри таки проснется интерес к семейному бизнесу, Сэлинджер должен был совершить путешествие в Польшу и Австрию в качестве переводчика при деловом партнере компании «Хофко». Этим партнером был, скорее всего, Оскар Робинсон, один из богатейших людей Польши, известный по всей Европе «ветчинный король».

Сэлинджер предложение отца принял. По большому счету после вынужденного ухода из университета выбора у него не было. Так что в начале апреля 1937 года он отправился в Европу, где провел целый год.

Заехав ненадолго в Лондон и Париж, Сэлинджер на десять месяцев поселился в Вене. Там он жил в еврейском квартале, в семье, атмосфера которой полностью его очаровала. С девушкой из этой семьи у Джерри завязался первый в его жизни серьезный роман. Об этом австрийском семействе мы знаем очень мало: разве лишь то, что Сэлинджер до конца жизни видел в нем идеал чистоты и порядочности. Позднее он со все более нежными чувствами вспоминал своих австрийских хозяев, противопоставлял жизнь в родительском доме семейному счастью, свидетелем которого он оказался в Вене. Годы спустя Сэлинджер рассказывал Хемингуэю о целомудренной красоте девушки, которую он там любил. В период послевоенной душевной подавленности Сэлинджер напрасно пытался разыскать ее в Австрии. В 1948 году он сделал эту девушку героиней рассказа «Знакомая девчонка».

Пока Сэлинджер был поглощен своим австрийским увлечением, его польский работодатель Оскар Робинсон скончался от сердечного приступа в одном из венских казино, как говорят, сразу после крупного выигрыша в рулетку. После его смерти Сэлинджер получил от отца указание отправиться на север Польши в город Быдгощ.

Там он остановился в служебной гостинице при мясоперерабатывающей фабрике Робинсона и начал знакомиться с основами отцовского мясоторгового бизнеса. Встав до зари, он приходил на бойню ко времени, когда туда подтягивались крестьяне из окрестных деревень. Каждое утро он вынужден был присутствовать при забое и разделке свиней, которым выпадала судьба прибыть на американский рынок в виде «консервированной ветчины для пикников». К Сэлинджеру был приставлен «мастер забоя» — он обожал стрелять из ружья по электрическим лампочкам поверх визжащего свиного стада и по птицам, посмевшим попасться ему на глаза. Очень скоро Джерри пришел к убеждению, что, какие бы блага ни сулила ему карьера торговца мясом, если он займется ею, у него перед глазами вечно будет стоять зрелище растерзанных свиней. Единственный урок, вынесенный Сэлинджером из пребывания в Польше, заключался в том, что отцовский бизнес не для него.