Александр Пыльцын - Правда о штрафбатах. Как офицерский штрафбат дошел до Берлина Страница 6

Да и хотелось как-то оттенить те моменты, которые так или иначе способствовали возникновению того самого советского патриотизма (который многие современные грамотеи презрительно называют «совковым»), обеспечившего Победу нашего народа в священной войне против фашизма, ставшей уже историей прошлого века.

В последние десятилетия появилось много «искателей правды», которые во всей непростой военной истории нашей страны почему-то выискивают и беспардонно преувеличивают только негатив. Эти политические перевертыши, да и просто заблудившиеся в истории, искажают, а чаще стараются оболгать и опошлить историю поистине Великой войны и нашей Родины нечистыми приемами, подтасовками, ложью, сокрытием или искажением фактов. Однако истина, гласящая, что высшей формой преступления является предательство прошлого, никогда не перестанет быть истиной.

А многие «лжеисторики», да и просто хулители нашего советского периода задались целью изуродовать правду прошлого, сеют в умах пришедших нам на смену поколений определенный нигилизм, своего рода «дегероизацию», «депатриотизацию», неверие в героизм советского народа и его высокий патриотизм, проявленные в годы смертельной опасности, нависшей над Отечеством.

Как прекрасно ответил им в свое время поэт Ярослав Смеляков:

Я не хочу молчать сейчас,когда радетели иныеи так и сяк жалеют нас,тогдашних жителей России.Быть может, юность дней моих,стянув ремень солдатский туже,была не лучше всех других…Но, уж конечно, и не хуже.Мы грамотней успели стать,терпимей стали и умней,и не позволим причитатьнад гордой юностью своей.

Для человека естественно ностальгировать по времени своей молодости. Моя работа над книгой – тоже ностальгия, но не столько по времени, выпавшему на нашу боевую юность, сколько по той высокой любви к Родине, которая помогла нам преодолеть неимоверные трудности и которую пытаются выхолостить из душ молодежи. Именно по любви к тому Отечеству, за которое полегли в землю мои боевые друзья, те офицеры-штрафники, с кем довелось мне делить их непростую фронтовую судьбу, мои братья и миллионы советских людей, беззаветно любивших Родину и отдавших за нее самое дорогое – жизнь.

То непростое время ныне, к сожалению, широко муссируется в средствах массовой пропаганды и, как правило, рисуется исключительно черными красками. Предатели героического прошлого нашей истории искусно (надо отдать должное) возбуждают негодование потомков по поводу социалистических ценностей и коммунистической идеологии, презрение к сталинскому режиму, будто тогда ничего положительного и не было. Не потому ли все чаще среди молодежи появляются всякого рода фашиствующие, а то и просто профашистские организованные группы. И это в стране, которая отдала разгрому международного фашизма столько сил и жизней.

Главной целью своей фальсификаторы и очернители нашей истории ставят внедрение в еще не окрепшие умы и души молодежи чувства безразличия, а подчас и ненависти к той великой Родине, которую мы, старшее поколение, защищали от фашистского нашествия, не жалея своей жизни. Эта преданность родной стране, которым был тогда для нас Советский Союз, останется с нами до самой кончины нашей. Так хочется передать высокое чувство патриотизма, преданности и любви к многострадальной Родине – России нашим потомкам, в будущее.

А завершить свое вступление я хочу тоже стихами, но написанными моим сыном Александром, как обращение уже к своим детям, к совсем юному поколению:

Замрите, слушайте, смотрите, ребятишки, дыханье затая, став чуткими втройне: ведь вы последние девчонки и мальчишки, которым суждено услышать о войне.

Да, именно услышать, а не прочесть где-то в учебниках, в мемуарах, а тем более не в каких-нибудь не совсем правдивых, а то и откровенно лживых книжонках. А именно услышать непосредственноот тех, кто сам все это видел, кто своим героизмом, своей преданностью Родине смог заслонить страну свою от злейшего врага и обеспечить тем самым жизнь и будущее многих поколений в России, и не только.

Сознаю, что моя книга бессильна изменить что-либо в настоящем. Но надеюсь, она сможет хоть как-то выправить искаженные злонамеренной ложью представления о прошлом. А если хоть немного будет выправлено прошлое, значит, это повлияет в определенной степени и на будущее.

Будь счастлив, дорогой читатель!

И пусть минет тебя чаша сия, о которой пишу с болью в сердце, испить которуюради жизни и счастья грядущих поколений довелось нам.

Автор.

Глава 1

Откуда мы родом. Репрессии. Военное обучение в школе. Начало войны. Первый командир-политрук. Военное училище, лейтенант. На Дальневосточной границе. Направление – фронт. Уфа, Алкино, маршевые роты для фронта. За что в штрафбат?

Начну со своей родословной. На первый взгляд это может представить мало интереса для современного читателя, но для характеристики той эпохи, в которой формировалось мировоззрение нашего поколения, и мое в частности, это, считаю, имеет определенное значение.

Родился я в конце 1923 года в семье железнодорожника на Дальнем Востоке, в одном из районов Хабаровского края.

Наш дом стоял так близко к железнодорожным путям, что когда проходил поезд, дом всегда дрожал, будто тоже собирался тронуться в дальний путь. И настолько мы привыкли к этой близости и грохоту железнодорожных вагонов, что когда перешли жить в новый, более отдаленный от рельсовых путей дом, то долго не могли привыкнуть к, казалось бы, неестественной тишине.

Отец мой, Василий Васильевич Пыльцын, родился в 1881 году. Он, костромич, по каким-то причинам (говорил об этом весьма неохотно и туманно), то ли от жандармского преследования, то ли от неудачной женитьбы, сбежал на Дальний Восток и даже поменял свою фамилию, которая у него ранее была, кажется, Смирнов.

По тому времени отец был достаточно грамотным человеком, имевшим в доме обширную библиотеку классиков и многолетнюю подшивку дореволюционного журнала «Нива». На всей моей детской памяти он был бригадиром путейцев, а затем и дорожным мастером на железной дороге. Вообще он был не только железнодорожным мастером. Мастер он был и на все руки. Домашняя, довольно замысловатая мебель и многое из металлической кухонной утвари, всякого рода деревянные бочки и бочонки под разные соленья и моченья были сделаны его собственными руками. Все он мог, все умел, вплоть до лужения кастрюль, умел даже огромной «продольной» пилой с кем-нибудь распустить толстенное бревно на аккуратненькие тоненькие доски. Кажется, в жизни не было дела или ремесла, которого он бы не знал.