Сигрид Унсет - Возвращение в будущее Страница 6

С Россией связана и такая болезненная тема, как тема «Зимней войны», занимающая определенное место в «Возвращении в будущее». К этой теме Сигрид неоднократно возвращается, рассуждая о Красной армии и о судьбе Выборга, «города, пришедшего в упадок в связи с чисто российской бесхозяйственностью», о стойкости финнов и судьбах простых людей и с той и с другой стороны. Конечно же, все ее симпатии на стороне финнов, вынужденных заключить «горестный мирный договор» с СССР, но при этом она сочувствует и простым людям с советской стороны, невинным жертвам, «сотням тысяч русских солдат, которые были убиты, стали просто пушечным мясом».

Когда началась война СССР с Финляндией (в Скандинавии ее называют Зимней войной), писательница продала свою нобелевскую медаль (за 25 тысяч крон) и деньги отдала на помощь финским детям, а главное, трое финских малышей, двух, трех и четырех лет, поселились у нее в доме и жили вплоть до поспешного драматического бегства самой Сигрид из Норвегии в 1940 году.

Не может не восхищать желание и всегдашняя готовность прийти на помощь тому, кто нуждается в ней, неизменный демократизм Сигрид Унсет — у нее, нобелевского лауреата, нет ни тени высокомерия или снисходительности к тем, кого принято называть «простыми людьми», будь то встреченные во время бегства норвежские крестьяне, лесорубы на шведской границе, попутчики, нищие, проводник транссибирского экспресса Ваня, которому пришлось полечить глаз. Примеры можно продолжить.

Отношение к Японии, куда Сигрид Унсет вместе с сыном приплыли на судне «Харбин Мару» из Владивостока, почти восторженное. Она, по собственному признанию, воспринимала эту страну сквозь призму романтических очерков английского писателя Лафкадио Херна, в которых Япония предстает насыщенной красотой и гармонией. Не следует забывать, конечно, что Сигрид Унсет — художественная натура, и многие ее умозаключения надо рассматривать как «художественные истины», а не научные, объективные.

Сигрид Унсет была поражена красотой Японии, ее природой, неведомыми растениями. Она была очарована ее национальным своеобразием, «идентичностью», которой она не увидела в России. Замечая все отрицательные черты — жестокость, как черту общественной жизни, бедность и нищету крестьян, подозрительность по отношению к иностранцам, даже экспансионистскую политику, — она тем не менее испытывает неизменное чувство восхищения по отношению к Японии. Прикладывает усилия, пытаясь вникнуть в образ мыслей японцев, в их религиозные взгляды. При всей своей преданности всему европейскому и особенно этическим ценностям Скандинавии, где общественная жизнь всегда строилась на фундаменте закона и права, на возможности отдельного человека влиять на эту жизнь, Сигрид Унсет, тем не менее, готова критиковать европоцентризм, готова признать и другие пути развития цивилизации и культуры, если только они не связаны с тоталитаризмом.

В целом, во многих высказываниях и мнениях Сигрид Унсет много убедительного и прозорливого, даже пророческого. Так, например, она словно предчувствовала ужасы бомбежки японских городов, ту катастрофу, которая постигла Хиросиму и Нагасаки.

У нее нет противопоставления запада и востока. Она убеждена в том, что восток и запад вполне могут понять друг друга.

В 1945 году Сигрид Унсет возвращается из Америки на родину. Она работает над религиозным трудом, историей жизни Святой Катарины из Сиены, он был опубликован в 1948 году в США как часть проекта «Женщины в мировой истории».

Сигрид Унсет умерла 10 июня 1949 года в Лиллехаммере; она похоронена на кладбище в горах, на ее могиле чугунный крест с завитками, скромные цветы: маргаритки, анютины глазки, анемоны…

Книга Сигрид Унсет — это субъективные путевые заметки прославленной писательницы, представляющие ее собственное видение мира и менталитета разных народов. При этом книга является образцом блистательной публицистики, пусть порой в чем-то и весьма спорной, но тем не менее актуальной и поучительной. Она может быть интересна не только поклонникам таланта Сигрид Унсет, тем, кто увлекается творчеством скандинавских писателей, но и, смею утверждать, историкам, политикам, публицистам, журналистам, просто любознательным людям.

ВОЗВРАЩЕНИЕ В БУДУЩЕЕ

ЭТА книга была написана в США в течение лета и осени 1941 года, в то время, когда американцы, включая даже выходцев из Норвегии, имели в значительной степени искаженное представление о том, что происходило в нашей стране в момент, когда весной 1940 года она подверглась немецкому нападению и была оккупирована. И виной тому оказались сообщения некоторых американских корреспондентов; в первую очередь это относится к мистеру Леланду Стоу, который находился в Осло 9 апреля и представил события так, будто одна половина норвежцев была подкуплена немцами, в то время как остальные ликовали, думая только о том, чтобы им не мешали заниматься своим делом, и с радостью наблюдали за происходящим вокруг.

Миссис Борден Гарриман[1], в частности, рассказала мне, что мистер Стоу, который не знает ни слова по-норвежски, в тот самый день прогулялся по городу, заглянул в Гранд-кафе, а все остальное время провел в подвале американской миссии. Мы, — те норвежцы, которые оказались в США и имели возможность свободно писать обо всем, читать лекции, выступать по радио, — все мы рассказывали о том, что нам довелось пережить во время немецкого вторжения. Позднее американцы смогли узнать и от других, что норвежцы и не думали покорно склониться перед лицом превосходящих сил и что их вклад в борьбу с немцами на море, в воздухе и в движении Сопротивления был огромен, если учесть, что все-то население Норвегии составляет примерно 3 миллиона человек.

Рассказанное мною о России связано с моими впечатлениями от путешествия через Россию летом 1940 года. В то время Россия официально еще оставалась союзником Германии, хотя уже многие предчувствовали, что это временный альянс и что рано или поздно между двумя сверхдержавами произойдет разрыв. В какой степени русское правительство готовилось к отражению немецкой агрессии, было мало кому известно, по крайней мере, к счастью, об этом не знали немцы. На меня, приехавшую с Запада, удручающее впечатление произвели пустые магазины, нехватка таких необходимых вещей, как обувь и мыло, полная и повсеместная запущенность домов и улиц. Я видела толпы людей, перемещающихся по огромным пространствам этой страны, людей, которые были вынуждены подолгу сидеть и ждать поездов на всех железнодорожных станциях, где мне доводилось проезжать. Это весьма напоминало картину жизни тех стран, в которых немецкая оккупация уже стала реальностью. У того, кто не видел ничего хуже лондонских и парижских трущоб, а также индустриальных городов в долине реки Тайн[2] в период депрессии, эти впечатления не могли не оставить тяжкого следа в душе.