Иосиф Лаврецкий - Боливар Страница 6

Конспираторы организовали побег Пикорнеля и его товарищей, надеясь с их помощью произвести республиканский переворот. Подготовкой восстания занялись два молодых креола — Хосе Мария де Эспанья и Мануэль Гуаль.

Казалось, все предвещало близкий успех. Но в последний момент предатель раскрыл планы патриотов испанским властям. Начались повальные аресты. Гуаль и Эспанья бежали на остров Тринидад. Спасаясь от ареста, покинул Каракас и Родригес.

Поздно вечером прискакал он в поместье Сан-Матео, чтобы проститься со своим учеником.

— Прощай, мой юный друг! Помни — испанский режим обречен. Венесуэла скоро будет свободной, а пока не падай духом. Попроси взять тебе в учителя Андреса Бельо, секретаря генерал-капитана. Он один из наших, но ему ничто не угрожает, ибо предатель не знал об его участии в заговоре.

На следующее утро из порта Ла-Гуайры вышла по направлению к острову Тринидад американская бригантина, на борту которой находился новый матрос — Самюэль Робинзон. Так назвал себя Родригес в честь любимого героя Руссо Робинзона Крузо.

Вскоре Боливар переехал жить в Каракас, в дом на площади Сан-Хасинто. Его новым наставником стал Андрес Бельо, не уступавший в учености Родригесу. Бельо хорошо знал английский и французский языки, писал стихи, подражая классическим поэтам древности. Он постарался привить своему ученику вкус к чтению. Бельо познакомил Боливара с бессмертными творениями Гомера «Одиссеей» и «Илиадой», с произведениями Данте и Вергилия, Кеведо и Сервантеса.

В 1798 году в Венесуэлу тайно возвратился Эспанья.

И вновь в Каракасе и других городах по ночам таинственные люди расклеивали листки, призывавшие народ свергнуть испанцев и провозгласить республику. Андрес Бельо в эти дни часто отлучался из дома своего ученика, ссылаясь на неотложные дела.

Патриотов и на этот раз постигла неудача.

Власти выследили Эспанью, он был схвачен и казнен. Но его единомышленники остались на свободе. И они были готовы при первой же возможности вновь заявить о себе…

Шел 1799 год. В Каракас из Европы с остановкой на острове Тенерифе прибыли два знаменитых ученых — немецкий географ и естествоиспытатель Александр Гумбольдт и его друг французский ботаник Эме Бонплан. Они получили разрешение Мадрида посетить колонии в Новом Свете, с тем чтобы дать их научное описание, — испанские власти надеялись воспользоваться результатами исследования в своих интересах.

К ученым потянулась патриотическая молодежь Каракаса, для которой оба путешественника олицетворяли революционный Париж. Гумбольдта и Бонплана всюду сопровождал Андрес Бельо, он представил им своего питомца, молодого Симона Боливара.

Александр Гумбольдт и Эме Бонплан пробыли в Венесуэле около года. Гумбольдт первым из европейцев неиспанцев посетил все ее семь провинций и оставил потомству их подробное описание в своем знаменитом 30-томном сочинении «Путешествие в равноденственные области Нового Света в 1799–1804 гг.», впервые изданном в Париже в 1807–1834 годах. Это сочинение позволяет считать Гумбольдта первооткрывателем современной Венесуэлы.

Немецкий ученый прекрасно разобрался не только в природе Венесуэлы, но и в ее социальной действительности, предсказав неизбежный разрыв с Испанией не только этой, но и других испанских колоний и превращение их в независимые государства. Гумбольдт предвещал, что подавление освободительных движений силой приведет только к еще большему ожесточению местного населения по отношению к метрополии, которая в конце концов будет вынуждена покинуть свои владения.

«Когда я прибыл: в Каракас, — писал Гумбольдт в своем сочинении, — сторонники метрополии только что избавились от опасности, которой, по их мнению грозило задуманное Эспаньей восстание. Это смелое начинание привело к особенно серьезным последствиям, так как вместо того, чтобы вникнуть в истинные причины народного недовольства, испанцы прибегли к самым жестоким средствам, думая таким образом спасти метрополию».

Немецкий ученый с благодарностью вспоминал, с каким радушием принимали его каракасцы. Он отмечал, что Каракас, как и Гавана, которую он посетил ранее, лучше по сравнению с другими испанскими колониями осведомлены в вопросах политических связей между народами — им присущ более широкий взгляд на состояние колоний и метрополии.

Частые торговые сношения с Европой и положение на берегах Карибского моря, писал Гумбольдт, оказали могущественное влияние на общественный прогресс Венесуэлы, как и острова Куба. Нигде больше в Испанской Америке цивилизация не приобрела такого сходства с европейской. Мексике и внутренним районам Новой Гранады большое число индейцев-землевладельцев придает своеобразный, даже экзотический характер. В Гавайе и Каракасе, несмотря на рост негритянского населения, чувствуешь себя ближе к Кадису и Соединенным Штатам, чем в любом другом городе Нового Света.

Гумбольдт оставил глубоко проникновенный анализ взглядов и настроений венесуэльских креолов, которым суждено было вскоре стать во главе движения за независимость. «В Каракасе, — отмечал он, — как и всюду, где назревают великие перемены в — идеях, существует два рода людей, можно сказать, две совершенно различные генерации. Одна, в настоящее время немногочисленная, сохраняет горячую привязанность к старинным обычаям, простоте нравов, умеренности в желаниях. Она живет лишь прошлым Америки, считая ее собственностью своих предков, которые ее завоевали. Отвергая все, что называют достижениями современности, она тщательно сохраняет как часть своего родового достояния наследственные предрассудки. Другая, интересующаяся не столько даже настоящим, сколько будущим, обнаруживает часто бессознательную склонность к новым обычаям и идеям. Когда эта склонность сочетается с любовью к прочному знанию, когда ее обуздывает и направляет ясный и просвещенный ум, она приносит пользу обществу. Среди представителей второй генерации я знавал в Каракасе много людей, замечательных своей любовью к науке, и мягкостью нравов, и возвышенностью чувств, но я знавал и иных: презирая все, что есть достойного и прекрасного в характере испанцев, их литературе и искусстве, они утратили свой национальный облик, но в то же время не почерпнули из сношений с иностранцами сколько-нибудь точных представлений об истинных основах счастья и социального порядка».

Последовательный противник рабства, Гумбольдт критически отнесся к тем креолам, которые щеголяли своей просвещенностью, рассуждали о свободе и независимости и вместе с тем продолжали оставаться рабовладельцами, изнуряя до смерти непосильной работой своих рабов.