Кристиана Дерош-Ноблькур - Тутанхамон. Сын Осириса Страница 6

Таким образом, Амон продолжал возводить на трон царей, но Тутмос IV предпочел приписать все вмешательству Ра, богу солнца, которого он освободил от тяжелого бремени. Этот бог в моменты отдыха представал в обличье сфинкса, лежащего на линии горизонта и готового восстать, подобно фараону, когда придет время рассвета. Надписи не лгали: в начале этого века при раскопках была обнаружена стена, возведенная Тутмосом IV, чтобы защитить сфинкса от песков; на кирпичах стояло царское клеймо.

Карнак и его храмы, святилища Египта, хотя с момента их постройки минули тысячелетия, воскрешают прошлое с невероятной живостью и яркостью: глядя на них, невольно переносишься мыслью во времена Нового царства, блистательной роскоши XVIII династии и начала тех грандиозных перемен в одной из величайших в мире религий, которые положили конец безраздельному владычеству Амона. В священных местах своевольный фараон-мистик бросил вызов верховным жрецам, слепо цеплявшимся за авторитарные догмы и потерявшим всякую связь с быстро развивавшимся обществом.

Временная опала Амона привела к тому, что святилища в городе храмов – оплоте официальной теологии и культа божественной личности фараонов – постепенно пришли в запустение или были разрушены. Пожар уничтожил великолепные деревянные порталы с бронзовыми накладками и повредил каменные перемычки.

По иронии судьбы, после всех этих титанических усилий взошедший на престол царь-ребенок Тутанхамон по наущению своего хитроумного наставника вернул жизнь заброшенным храмам.

Но не в религиозных центрах Карнака и Луксора следует искать следы и отзвуки пестрой повседневной жизни того времени. Их можно обнаружить на левом берегу реки, западнее Фив, – на берегу мертвых. Там для египтолога прошлое самым причудливым образом сплетается с настоящим. На правом берегу, где древние фиванские дворцы и лачуги были разбросаны беспорядочно между громадными храмами, выросли современные дома, скрыв от нас руины богатейшей столицы Древнего мира. Правда, в последние годы Служба древностей расчистила храм в Луксоре, сняв культурный слой, скрывавший полностью террасу перед высокими трапециевидными башнями. Теперь стали видны полностью огромные статуи у стен и постамент восточного обелиска; второй такой же обелиск правительство Египта преподнесло в дар Франции в знак заслуг Шампольона. Отныне мы можем любоваться прекраснейшим дромосом, или священным коридором, украшенным сфинксом с человеческой головой; дорога на Карнак, которой пользовались представители последней египетской династии, обрела свой первозданный вид; однако остальной город погребен под современным Луксором.

Поэтому давайте покинем стовратные Фивы, огромные каменные порталы которых все так же возносятся в небо, и пересечем реку в западном направлении. Я часто проделывала этот путь в разное время года и в разные часы, и всякий раз впечатление было новым. Фиванская гора с пирамидальной вершиной казалась нежно-розовой или небесно-голубой на рассвете, горела золотом днем и окрашивалась пурпуром в недолгих сумерках – всегда величественная и прекрасная. Тот, кто хоть какое-то время провел в этих краях, знает, какое удовольствие пересекать Нил в вечной и бессмертной фелюке с залатанным треугольным парусом и белыми подушками на сиденьях. Иногда мальчик становится у руля, и пара гребцов заводит песню под дружные взмахи грубо сработанных весел, но обычно ветер надувает умело поставленный парус – египтяне всегда были хорошими моряками. Когда в конце февраля уровень Нила падает, обнажаются песчаные отмели (знаменитые чесу), на которых местные жители сразу же начинают сажать помидоры и кабачки. Порой встречаешь лодку с крестьянами, поющими под удары даробуки, – возможно, они справляют свадьбу, или громоздкую, неказистую фелюку, битком набитую товарами, лесом, скотом и пассажирами, – паром, доставляющий на другой берег обитателей Курны, Курнет-Мюрай и Эль-Хоха – деревень на западном берегу.

Путешественника, перебравшегося через Нил и не желающего воспользоваться услугами местного такси, поджидают ослы, хотя не всякий способен по примеру местных жителей ездить на них без седла. Здесь редко встретишь придорожные рынки, предлагающие покупателю всевозможные яства, одежды и кувшины из пористой глины, в которых вода всегда остается свежей и прохладной, также едва ли вам попадется телега, укрытая пальмовыми ветками, куда набились женщины в черной парандже или щебечущие, как птицы, девушки в ярких одеяниях. Западный берег спокоен в своем величии: вы ощущаете, что находитесь среди подданных фараона и ступаете по священной земле, в которой похоронены их далекие предки. Но эта волшебная земля также таит в себе несметные сокровища. Полицейский участок расположен около причала, и тот, кто не живет на западном берегу, обязан покинуть его до захода солнца.

Оросительный канал тянется от реки через поля сахарного тростника, хлопка, пшеницы и берсема (разновидности клевера). Вся жизнь в поэтическом египетском пейзаже сосредотачивается в оазисах – в том числе и деревни, которые с равным успехом могли возникнуть тысячелетия назад или совсем недавно, с их пальмами и платанами, ослами, замусами (речными буйволами) и одногорбыми верблюдами. Прибрежные шадуфы, которые крестьяне по-прежнему используют, чтобы поливать свои поля после окончания паводка, вскоре уступают место сакехам. Терпеливые буйволы крутят эти водяные колеса, мальчик-погонщик с бичом в руке гнусавит заунывную и пронзительную песню под нескончаемый скрип колес.

Первая деревня, которая попадается вам на пути, резко контрастирует со всем окружением. Она построена недавно и пока что не заселена, красивые домики в саидском (южном) стиле, в котором улавливается сходство с нубийскими жилищами, чем-то неуловимо напоминают древние постройки. В 1948–1949 гг. Служба древностей начала строить образцовую деревню, чтобы переселить в нее жителей Курны и тем самым спасти храмы и гробницы фиванской знати от грабителей. Здесь мы вступаем в странный мир: жизнь подступает к границам некрополя и вторгается в него, ибо местные, с позволения сказать, крестьяне, не желающие терять ни клочка плодородной земли, обосновались даже в храмах и гробницах.

За зеленой долиной и развалинами заупокойного храма Аменхотепа III, от которого остались только знаменитые колоссы Мемнона – впечатляющие и наглядные свидетельства исчезнувшего мира, – начинается пустыня. Плодородные почвы внезапно уступают место безжизненным пескам и камню; здесь уже ничто не может расти. Вместо прохладного ветерка с реки, вас обдает жаром доменной печи. Это и есть настоящий левый берег, царство фиванских мертвых, где жрецы, бальзамировщики, гробовщики, могильщики и стражи, охранявшие склепы, жили своей жизнью в тени гробниц и монументов, воздвигнутых царями Нового царства: Дейр-эль-Бахри, Рамессеум, Мединет-Абу…