Пётр Мельников - Залпы с берега Страница 6

Стук в окно в первом часу ночи явился для меня полной неожиданностью. Отперев дверь и выслушав доклад рассыльного, что в штаб поступила срочная телеграмма, я без большой охоты надел китель и фуражку.

- Что там стряслось? - спросила сонным голосом Вера.

- Не знаю, сейчас схожу в штаб, выясню. Какая-то срочная телеграмма.

Крючков уже был на месте. Он протянул мне телеграмму:

- Посмотри, что пишут из сектора.

А писалось вот что: "Оперативная готовность - номер один. Все немецкие подводные лодки, появляющиеся в секторах батарей, считать неприятельскими и открывать по ним огонь".

- Понимаешь что-нибудь? - поинтересовался Крючков.

- Нет, - чистосердечно признался я. Комдив кивнул головой:

- И я тоже. Но, похоже, дело серьезное.

- Но ведь у нас с Германией договор...

- Не открывай Америк, лейтенант. Командованию сверху виднее. Лучше распорядись, чтобы собрали весь комсостав. И, понятно, никаких там прогулок и рыбалок.

Минут через пятнадцать все командиры и политработники нашего маленького гарнизона собрались в кабинете комдива. Капитан прочел им телеграмму и заключил:

- Из городка никому не отлучаться. Советую быть готовым ко всяким неожиданностям. Весь командный состав придется отозвать из отпусков...

Под утро, едва я пришел домой, над городком зазвучал трезвон рынды. Тревога! Жена следила испуганными глазами, как я брал пистолет и противогаз.

- Что-нибудь серьезное? - спросила она.

- Пока не знаю.

Выскочив из дому, я припустился неширокой просекой к огневой позиции. Бойцы бежали, переговариваясь на ходу:

- С чего бы это тревога в воскресенье?

- Комдиву, видно, не спится. Больно рано поднял нас.

Я побывал на каждом дворике. Артиллеристы быстро расчехляли орудия, вращали маховики, проверяя исправность механизмов наводки. Длинные стволы поднимались и опускались, описывали дуги. Негромко звучали команды сержантов. Дух настороженности, ожидания чего-то особенного витал над батареей. Учебные тревоги для проверки боевой готовности у нас проводились сотни раз. Иначе и быть не может в воинском подразделении. Но сейчас люди каким-то чутьем угадывали необычность происходящего. И времени после стрельбы - нашей главной проверки прошло чересчур мало, чтобы явилась необходимость проверять нас вновь. И день и час тревоги были слишком уж непривычными. Было и еще что-то, трудно передаваемое словами.

Мы же, командиры, после ночного визита в штаб понимали, что стряслось что-то из ряда вон выходящее. "Не иначе, какая-то провокация", - мелькала мысль.

Никаких распоряжений от командира дивизиона не поступало. Чтобы занять людей, я приказал начать учения. Часа через два был дан отбой тревоге. Артиллеристы строем отправились в городок. Подходило время завтрака. Приказав вести людей в столовую, я зашел в штаб. По необыкновенно серьезному лицу Крючкова я, пожалуй, впервые окончательно понял, что произошло. Леонид Петрович подтвердил догадку:

- Началось, лейтенант. Немцы бомбили Либаву, Виндаву и Кронштадт. Это война. Прикажите выдать всему личному составу боевые патроны. На батарее установите боевое дежурство. На командном пункте должны непрерывно находиться либо вы, либо ваш заместитель.

Шел десятый час дня. Я вышел из штаба в возбужденном состоянии. Нет, я не видел в этом известии страшной беды, обрушившейся на страну. Случилось то, чему, в конце концов, была обязана существованием моя профессия. И мне совершенно ясно представлялось, как будут развиваться дальнейшие события. Не сегодня-завтра в заливе появятся фашистские корабли, которым наши батареи зададут жару. За несколько недель Красная Армия, конечно же, продвинется далеко вперед, на территорию врага. Батареи Бьёркского архипелага окажутся в глубоком тылу. Нас, естественно, перебросят на запад, и мы обоснуемся на захваченном у фашистов побережье. Может быть, там удастся пострелять, обеспечивая наступательные операции наших кораблей. Но, скорее всего, дело до этого не дойдет - немецкий пролетариат не потерпит преступной войны против социалистического государства и сбросит гитлеровскую клику...

Не сомневаюсь, что с подобными мыслями встретили войну тысячи советских лейтенантов и капитанов. К такому ее ходу мы были подготовлены всем предшествующим воспитанием.

Меня распирала жажда активной деятельности. Но, увы, пока она свелась лишь к отдаче нескольких распоряжений.

В полдень по радио было передано правительственное сообщение о начале войны. Сразу же после него состоялся митинг. Особенно запомнилось мне выступление Женаева. Леонид Иванович сказал:

- В недавних боях я лично убедился, на какие подвиги способны наши бойцы и командиры, идущие сражаться за Родину, за советский народ. Наш отряд лыжников под командованием капитана Гранина брал вот эти самые острова, на которых мы сейчас служим. Один из островов мы брали с наступлением темноты. Враг заметил наши цепи и открыл ураганный артиллерийский и пулеметный огонь. Но никакой огонь не мог остановить нас. Мы сблизились на дистанцию рукопашного боя. И противник не выдержал натиска. Остров был взят. Я уверен, что в начавшихся боях советские бойцы и командиры будут сражаться с еще большей отвагой, и никакой фашизм перед ними не устоит. И в этой войне мы победим!

На митинге приняли резолюцию, в которой говорилось: "Будем отважно громить фашистов, предательски напавших на нашу Родину. Мы готовы идти в бой за счастье своего народа, за свою советскую Отчизну..."

К бою!

В то же утро, оказывается, немецкие корабли появлялись в наших территориальных водах в Финском и Выборгском заливах. Днем над Бьёркским архипелагом пролетал самолет-разведчик. Но все это происходило за пределами видимости наших батарей. Финляндия, граница которой проходила совсем рядом, официально еще не была воюющей стороной. Так что война гремела где-то поблизости, но непосредственно нас пока не касалась.

Однако городок наш сразу же стал приобретать суровые фронтовые черты. Оконные стекла перекрестили полоски бумаги, будто бы способные уберечь их от взрывной волны. Готовились шторы для затемнения. С фуражек и бескозырок были сняты белые летние чехлы, чтобы избежать демаскировки с воздуха.

На следующий день к нам стало прибывать пополнение - призванные из запаса бойцы и командиры. Батарею требовалось доукомплектовать по штатам военного времени. Кроме того, часть людей у нас забрали на формирование новой шестидюймовой батареи - той, что была оставлена финскими артиллеристами. На ней срочно начались восстановительные работы. Командиром ее назначили моего заместителя. А на его место прибыл полный, улыбчивый лейтенант в длинном, мешковатом кителе. Это был Сергей Сергеевич Клементьев, еще позавчера мирный ленинградский житель.